Валентин Овсянников: «Дед Мороз должен быть тонким психологом»

2016 Зима

Елена Легчанова

Тот, кто за последние 10 лет хотя бы раз ходил в Вологодский театр кукол – не важно, сам ли на вечерний спектакль или на утренний за руку со своим чадом, – наверняка видел этого колоритного высокого актера с приятным баритоном, сурового и немногословного вне сцены и совершенно меняющегося в свете софитов. На сегодняшний день Валентин Овсянников – самый «играющий» актер «Теремка»: несколько последних лет именно он получал звание «Рабочей лошадки» – такая премия присуждается в «Теремке» артистам, сыгравшим в течение года наибольшее количество спектаклей. Недавно Овсянников сыграл на сцене Вологодского театра кукол свой полуторатысячный спектакль. В интервью журналу «Сфера» Валентин рассказывает о том, как он оказался в кукольном театре, чем отличается штоковая марионетка от планшетной куклы и почему артисты театра должны приглядываться к людям на улице.

Валентин, в этом году исполнилось 10 лет, как вы пришли в Вологодский театр кукол. Ярославский театральный институт вы окончили в 2006-м – получается, в «Теремок» вы попали сразу со студенческой скамьи?

Да, это мой первый – и на сегодняшний день единственный театр. Сюда меня пригласила Елена Алексеевна Бухарина, директор театра, после просмотра моего дипломного спектакля в ЯГТИ. (Кстати, Елена Алексеевна увидела меня в драматическом, а не в кукольном спектакле – у меня была возрастная роль и мой персонаж умирал во 2-м действии). Сам я родом из Ярославской области, родился и вырос в Рыбинске.

С театром как-то связаны ваши родные или вы первый в семье, кто ступил на актерскую тропу?

Первый. И вообще в театральную сферу меня занес случай. В школе ведь не так часто дети четко знают, куда пойдут учиться дальше. Я тоже, в общем-то, метался: то после 9 класса собирался в педагогическое училище, а потом в пединститут на отделение физической культуры (так как со спортом дружу с детства, а с 4 класса очень плотно занимался легкой атлетикой); то после 11 класса – в авиационную академию. Туда я, собственно, и поступал на технологию машиностроения, но – классическая ситуация – не добрал одного балла.

Технология машиностроения и актерское дело – ну просто совсем близкие профессии...

Да уж (улыбается). Наверное, когда я не поступил, это тоже была судьба. Хотя в приемной комиссии сказали: подожди, не забирай документы, на отделении конкурса почти нет, тебя наверняка возьмут. Но что-то подсказало мне: нет, парень, это не твое. И я забрал документы, ушел, решив на следующий год попытать счастье в другом месте. Мама расстроилась, конечно, а потом случайно увидела на остановке объявление о наборе в театр-студию с дальнейшим трудоустройством. Я решил попробовать, тем более что в школе одно время занимался в театральном кружке. Меня взяли в студию, стали обучать азам: сценречь, сценическое движение, вокал. Это не была самодеятельность в плохом понимании, от нас там добивались настоящего результата. Чуть позже мы поставили сказку и стали показывать ее в разных местах. Так прошел год. И уже на следующий год я подумал – что же, всё зря? И поступил в театральный. Сначала учился на драматического артиста, потом волей обстоятельств перевелся на кукольника, в мастерскую Вадима Александровича Домбровского.

Попав в вологодский «Теремок» вы сразу почувствовали его своим театром?

Если честно, поначалу в Вологде я надолго задерживаться не собирался. Думал, поосмотрюсь, попробую, что такое настоящий профессиональный театр – и буду дальше искать свое место в жизни. Ну, вот уже одиннадцатый год «осматриваюсь» (улыбается). Помню, когда первый раз пришел в «Теремок», была страшная гроза, дождь стеной, все сверкало, громыхало. Сижу на вахте, жду директора – и вдруг после раската грома слышу зловещее «Карррр!!!» Спрашиваю у вахтера: «У вас тут кладбище, что ли, рядом?..» Она смеется – мол, да нет, это у нас в театре грач живет. Так я узнал о существовании в «Теремке» нашего прекрасного живого уголка и «по звуку» познакомился с грачом Гансом.

Первый спектакль, в который меня ввели, – «Волшебная лампа Аладдина». Моим партнером в некоторых сценах был заслуженный артист Владимир Даценко – было очень интересно посмотреть, как работает такой опытный коллега. Потом была Голова Лося в спектакле «Несколько дней из жизни Феньки», потом Первый в «Сказке о царе Салтане», несколько обитателей «Теремка», Микич Катрянц из «Ханумы», Рудый Панько в «Ночи на Ивана Купала»... В «Теремок» стали приезжать ставить спектакли разные именитые режиссеры, театр активно выезжал на фестивали, и всё это мне жутко понравилось. Пожалуй, именно это меня здесь так надолго и задержало: возможность работы со знатоками своего дела, общение с умными, творческими людьми, профессионалами. Я понял, что могу многому научиться – а это очень важно. Актеру чтобы расти, чего-то добиваться, нужно постоянно учиться, развиваться, расширять свой кругозор.

Наверное, нередко приходится сталкиваться с несколько снисходительным отношением к кукольному театру – мол, это развлечение для детей?

Конечно, до сих пор существуют те, кто думает, что театр кукол – это Хрюша со Степашкой на руке у кукловода, ну, то есть ширма, актеров не видно и только одни куклы работают. Таких людей я приглашаю к нам в «Теремок», чтобы они посмотрели, на что похож сегодняшний кукольный театр. На самом деле возможности театра кукол безграничны. Театр кукол сейчас использует и возможности драматического театра, и разнообразные трюки, и хореографические номера, и театр теней, и всё, что хочешь.

Сейчас театр кукол, даже детский его репертуар, ориентирован на семейный просмотр. Эти постановки можно смотреть в любом возрасте: дети видят и реагируют на один пласт спектакля, взрослые – на другой. Мы работаем для всех. Я знаю случаи, когда взрослые, у которых, к примеру, свои дети уже выросли, берут «напрокат» чужих маленьких детей, чтобы сходить в театр – им самим хочется посмотреть кукольный спектакль.

Но все-таки основные зрители «Теремка», конечно, дети. И здесь у кукольного театра – а это зачастую первый театр в жизни человека – важнейшая роль: привить любовь к этому виду искусства, научить понимать его язык – и ненавязчиво воспитывать, конечно. Чувствуете груз ответственности?

Обязательно! Детей ведь очень трудно обмануть, практически невозможно: они чувствуют неправду. Их мозг, душа – чистые, и именно от взрослых – от окружения, среды, воспитания – зависит, что из них в итоге вырастет. И театр, безусловно, должен внести свою лепту в дело воспитания подрастающего поколения. Пусть в упрощенном виде, но мы показываем разные модели человеческих отношений, объясняем, что такое хорошо и что такое плохо. Что будет, если поступить так, а что – если по-другому. Есть у нас великолепный спектакль «Мишук» – прямо вот готовое пособие о том, что бывает с непослушными детьми. Ставил этот спектакль известный питерский режиссер Андрей Валерьевич Князьков (у него есть и свой «Мишук», поставленный в санкт-петербургском Большом театре кукол – я однажды смотрел его). В «Мишуке» я играю папу-медведя и зайца – товарища маленького Мишука, во многом подстрекающего его к разного рода неправильным поступкам. Замечательный персонаж, шкодливый и милый одновременно. «Мишук» – один из любимых моих спектаклей. Настолько здорово было общаться с Князьковым, он, можно сказать, жизни во многом меня научил. Мол, что ты, папа медведь, так орешь на сына?.. Ты бы своего стал так ругать?.. Потом, когда у нас, актеров, занятых в «Мишуке», практически у всех появились дети, многое в спектакле стало по-другому.

Как раз насчет собственных детей. Вы приехали в Вологду молодым и беззаботным человеком, а здесь обзавелись семьей, у вас растет сын. Как он относится к вашей профессии?

Сын для меня, если честно, самый главный критик. Он практически с самого рождения стал бывать в театре, с малолетства смотрел спектакли – всегда садился на первый ряд у самой сцены, причем один, без взрослых. Первый спектакль, который он посмотрел из зала, была «Серая шейка»: открывается занавес, я сижу на авансцене, а он прямо передо мной в зале. Я сначала замер, думаю – сдаст, не сдаст? Вижу – сидит тихо, только один раз за спектакль услышал его шепот: «Папа...». В общем, прошел проверку. Помню, когда ему было года два, мы в театре репетировали «Кармен». А это спектакль взрослого репертуара, целиком построенный на пластике, не произносится ни слова – я думал, ребенок вообще ничего не понимает из происходящего. Через несколько дней сын вдруг вспоминает: «Пап, в когда вы будете показывать спектакль, где там в кафе тетеньку убили?». Сейчас Лёньке 6 лет, он заядлый театрал, частенько присутствует на репетициях, потом дома продолжает сам «репетировать» – у нас круглосуточный театр одного актера. Спектакли смотрит по многу раз. И обязательно потом высказывает свое мнение.

Вы бы хотели, чтобы сын продолжил ваше дело, став актером?

Наверное, все-таки нет. Тяжело это. Но если захочет, сделает свой выбор, противиться и палки в колеса ставить тоже не буду и во всем помогу.

Зрителям постарше на спектаклях часто интересен не только сюжет, но и «техническая сторона» происходящего. Детям – им, в принципе, всё равно за счет чего и почему кукла движется, но взрослые замечают, как актеры «оживляют» кукол, обращают внимание на разные системы управления ими. Виртуозное владение куклой артистов «Теремка» много раз отмечали театральные критики. Приоткроете завесу профессионального кукловождения?

На самом деле разновидностей кукол существует великое множество. Самыми распространенными считаются планшетные (которые умеют «ходить» по планшету, т.е. по какой-либо поверхности – по столу, по полу (паркетные) и т.д.) и тростевые (которые работают на ширме – руки куклы управляются тростями) – водить их умеет даже начинающий артист, это азы профессии.

Конечно, у актеров есть предпочтения: кто-то любит тростевых кукол, кто-то марионеток, кто-то планшеты, кто-то перчаточных... Кукол артисты получают в руки в первый день репетиции нового спектакля. Берешь – и начинаешь знакомиться с тем материалом, с которым потом долго будешь неразлучным: ощупывать, смотреть на ее возможности, какие простейшие движения она может делать и т.д. Вообще, нет определенных, раз и навсегда четко закрепленных правил, как работать с куклой, – как не существует и двух одинаковых, идентичных по управлению кукол. Все равно у каждой куклы свои тонкости, свои секреты, свой характер даже.

С какими-то типами кукол сталкиваешься впервые – тем интереснее их осваивать. Например, при подготовке спектакля «Повесть о Дионисии-иконнике» я впервые в жизни взял в руки штоковую марионетку (обычная марионетка – только на нитях, а у этой есть твердая трость – шток – который крепится к телу куклы, фиксирует его). Кстати, на премьере этого спектакля, которая прошла летом 2016 года на фестивале «Голоса истории» в Вологде, присутствовала Нина Алексеевна Шалимова, профессор из Ярославского театрального института, где я учился – человек, который много мне дал в жизни, научил думать.  Мне было приятно, что она посмотрела, как работает ее бывший студент. 

В кукольном спектакле артист часто играет не одну роль, вы передаете кукол друг другу, говорите то за одного, то за другого персонажа...

Да, в театре кукол нужно уметь быстро переключаться – это уже вопрос профессионализма. Иногда бывает, что на двух руках  держишь двух разных кукол, они разные по характеру, разговаривают разными голосами. Рекордное количество таких переключений для меня – в спектакле «Царевна-лягушка», где я то Степан, то Сафрон, то Кащей.

В «Теремок» часто приглашают для постановок именитых режиссеров, «золотомасочников», настоящих корифеев кукольного театра – Игоря Игнатьева, Бориса Константинова, Олега Жюгжду, Александра Борока, Николая Боровкова, уже упомянутого вами Андрея Князькова... Что дает работа с такими мастерами?

Это бесценный опыт. У каждого режиссера свой почерк, свои требования, свой подход. Кто-то более императивен – «сделай так, как я прошу, без почему»; кто-то приглашает вместе подумать, как лучше сделать. Олег Олегович Жюгжда, например, не говорит прямо, как и что делать, а подсказывает, размышляет сам и наводит тебя самого на мысль – чтобы это было твоё и потому органично и правдиво. Андрей Валерьевич Князьков любит разбирать, почему так, а не эдак, копаться, ковыряться. Благодаря общению с ним и я стал таким же «ковыряльщиком» – после каждого спектакля копаюсь, что где у меня не так пошло и почему; отношусь с большой критикой к своей работе, отмечаю все мелочи. Вообще, мне нравится работать с режиссером совместно. Я не прихожу на работу «пустой». И дома продолжаю думать над тем, над чем в данный момент работаем – потом прихожу на репетицию, высказываю свои соображения и идеи. У режиссера своя задумка, у актера может быть своя. Цель вроде одна, но средства достижения ее могут быть разные. Тем интереснее искать золотую середину.

Что артист должен делать для постоянного саморазвития?

Много читать. Смотреть на людей вокруг анализирующим взглядом – ведь любая жизненная ситуация усваивается как актерский опыт: хоть на улице, хоть в магазине. Наблюдать за коллегами по цеху – особенно на выездах, на фестивалях. Думать, размышлять. Прислушиваться к советам коллег – со стороны ведь многое виднее.

Вы много лет исполняете роль Деда Мороза. Ваш Дедушка – очень подвижный и стройный, хоть и говорит басом....

А кто сказал, что Дед Мороз должен быть огромным и пузатым? Что за стереотипы? Я, например, с детства представлял себе Деда Мороза таким, как в мультике «Дед Мороз и лето» – этаким махоньким дедуськой. И когда я первый раз увидел огромного бородатого деда – мне было года два, мама привела меня на елку – мне категорически не понравилось! Дело ведь не в размере Деда Мороза, а в его поведении и в отношении к детям. Когда мой Дед Мороз выходит к детям, он, например, всегда отмечает для себя, кто может его испугаться, и старается дать таким детям возможность привыкнуть. Если же дети охотно идут на контакт – мы доверительно разговариваем, становимся друзьями. Дед Мороз должен быть тонким психологом, между прочим!

Бесспорно. А если подытожить – в чем, по-вашему, основной кайф от работы актером кукольного театра?

Ой, да во многом! Реально здорово, когда дети за тебя: твоему персонажу что-то угрожает, а они кричат во все горло, чтобы тебя предупредить и спасти. Когда ты заставил их тебе поверить, и они теперь в твоей команде и любой Бабе Яге за тебя в нос дадут. Когда выходишь к ним усталый, а они к тебе бегут, обнимают, и мир меняется, когда их видишь, и всю усталость как рукой снимает. Ради этого можно жить. Когда смотришь в глаза ребенка и понимаешь, что ты всё это делаешь не зря.