Посеешь ветер – пожнешь бурю. А что пожнешь, не посеяв любви? Равнодушие? Обиду? Ненависть? Какими всходами прорастет душа ребенка, никогда не видевшего ни интереса к себе, ни участия, ни ласки? Кто виноват в том, что отношения детей и родителей складываются порой так трагично? Клубок этих непростых вопросов взялись распутывать создатели нового спектакля на малой сцене Театра для детей и молодежи «Однажды мы все будем счастливы…».

Идея поставить моноспектакль по одноименной пьесе современного драматурга Екатерины Васильевой принадлежит актрисе ТЮЗа Виктории Парфеньевой. В ходе действия она создает яркий и убедительный образ девочки-подростка из семьи, какие сейчас принято называть неблагополучными. Отец давно умер, и мать воспитывает ее в одиночку. Впрочем, то, что она делает, трудно назвать воспитанием. Матерная ругань и побои, полная табачного дыма квартира – все это знакомо ей с детства. Но главная беда этого ребенка – сомнение в том, что он хоть кому-то нужен.

Но ее мать – тоже изгой. Непрестижная тяжелая работа, внешность, отличающаяся от нормы, женское одиночество, какая-то глубоко затаенная обида на жизнь... И ее потребность в любви и принятии уродливо трансформируется в издевательство над собственным ребенком. Для нее это единственный способ почувствовать свою значимость, удостовериться в том, что есть кто-то, кто замечает – и пусть попробует не заметить! – ее существование.

Неприятие матерью побуждает девочку к отчаянным поискам того, кто ее все-таки примет, – но все они оказываются безуспешными, принимают жалкие, а порой и жестокие формы. Куклы, отобранные у «девок» во дворе и закопанные в песок, репей в волосах у обидчиц, птицы, пойманные трехлитровой банкой и задохнувшиеся в ней… Отсутствие всяких жизненных ориентиров, которые должны были задать и не задали родители, заставляет ее судорожно метаться в попытках установить их самой. Кое-что ей удается нащупать интуитивно, и она, потрясенная, обнаруживает в себе способность быть счастливой – об этом говорит щемящий эпизод с цветами.

Примитивность представлений героини о мире и человеческих отношениях контрастирует с остротой переживания собственной отверженности – «я другая». И мы видим, что этот несчастный подросток – человек мыслящий и рефлексирующий. Если задуматься – всякий ли образованный взрослый способен на более чем часовой монолог о себе, причем не просто жалобу, а достаточно беспощадный самоанализ? Понятно, что это условность, но именно она и работает на образ, найденный актрисой.

Этот образ впечатляет своей целостностью, в любом из эмоциональных состояний она выглядит органично, каждое из них проживает искренне. По признанию Виктории Парфеньевой, ей жалко свою героиню. И зрителю тоже становится ее жалко, несмотря ни на что. Она угловатая, грубоватая, нескладная, иногда даже кажется, что девочка действительно «рябая» – эта деталь ее внешности многократно повторяется в тексте пьесы, но никак не отражена в сценическом облике. «Странность» героини подчеркнута ее костюмом и «головным убором», который в первый момент вызывает у зрителя оторопь. Но, несмотря на все это, нельзя не заметить, что это неординарная личность – чего стоят ее детсадовские рисунки, созданные словно в пику всем представлениям о «нормальном» ребенке, или рассуждения о профессиях маляра и актрисы. К финалу становится очевидно, насколько этот «неблагополучный» подросток здоровее нравственно, чем ее благополучные сверстницы, девочки «со вкусом» – ведь именно их руками совершается преступление, за непротивление которому потом казнит себя героиня спектакля.

Оформление спектакля лаконично – обтянутая черным сцена, три стула и три ширмы с детскими рисунками (рисунки настоящие – такой вклад в мамину работу внесла дочка Виктории Парфеньевой). Это пространство, лишенное всяких конкретных черт, – одновременно и дом, и двор, и улица, и школьный коридор, и кладбище. Но что-то не дает избавиться от ощущения, что это зал суда – не только суда обделенного любовью человека над своей матерью, но его суда своей жизнью и самим собой. А детские рисунки – яркие цветные пятна на черном фоне – как грамоты о прощении. И прощены все.

***

О работе над спектаклем и о своем взгляде на проблему «отцов» и «детей» рассказывают актриса Виктория Парфеньева и автор постановки Алла Петрик.

Пьеса Екатерины Васильевой – достаточно тяжелый в эмоциональном плане материал. Чем он вас заинтересовал?

Виктория Парфеньева: У меня было счастливое детство, но вокруг я видела много детей, живущих в очень непростых обстоятельствах – как правило, их судьбы сложились печально. И я считаю, что ответственность за это лежит в основном на их родителях. Ребенок нуждается в поддержке, понимании и любви – если этого в его жизни нет, то пустоту заполнит агрессия. Сегодня эта тема, как мне кажется, очень актуальна, и пьеса как раз об этом.

Девочка вызывает острое сочувствие, и в то же время это человек довольно жестокий. Каково это – играть персонажа, совершающего неприемлемые поступки?

Виктория Парфеньева: Девочка изначально лишена любви, и у нее парализованы нормальные человеческие чувства, но ведь она живая, она человек… Ее жестокость – от неразвитости, от недобора души – ее и винить-то в этом нельзя.

Весь спектакль – это своего рода исповедь героини. Перед кем она исповедуется в вашей трактовке пьесы? К кому обращен ее монолог?

Алла Петрик: Нам не хотелось бы говорить об этом прямо – наоборот, интересно было бы послушать зрителей, как бы они это поняли и объяснили. Точно можно сказать одно: звучащая в финале фраза: «Я больше никуда отсюда не уйду» (ее можно трактовать по-разному) у нас должна означать: «Никуда не уйду от себя». Она долго носит в себе эту боль – груз вины за убийство, и понимает, что ей не избавиться от этой боли.

Жанр спектакля определен как «причитание в одном действии»…

Алла Петрик: Это определение предложил Борис Александрович Гранатов, мы очень обрадовались и благодарны ему за это. Дело в том, что в этом спектакле нам хотелось уйти от всякого пафоса – не называть его монодрамой, например. Потому что сама пьеса – вещь жесткая, сложная, трагичная, но не пафосная.

По кому причитание?

Виктория Парфеньева: По себе. По маме. По людям. По миру вообще. Жалко всех. И пусть так ни у кого не будет.

Теги: ТЮЗ, премьера
Светлана Гришина

Новости по теме