 |
||||
Он тот, кто видел Бродского и общался с ним, тот, чьими друзьями были Арсений Тарковский и Григорий Дашевский. Встреча с поэтом и писателем Александром Тимофеевским состоялась 10 октября на филологическом факультете ВоГУ. Он представил участниками встречи книгу «Поговорить бы с пустотою», изданную в Москве в 2014 году. Автор прочитал любимые строки из книги и пообщался с вологжанами. Имя Александра Павловича не столь известно, как имена его современников, – Даниэля, Сапгира, Гинзбурга. Долгие годы он писал стихи «в стол» и работал как редактор и сценарист на различных киностудиях, а также телевидении и радио, главным образом в мультипликации. Среди его редакторских работ «Великолепный Гоша», «Бюро находок», «Синичкин календарь». Тимофеевский является автором песен, например, именно его строки распевают крокодил Гена и Маленький Мук. На встрече, организованной поэтессой Летой Югай и главным редактором издательства «Воймега» поэтом Александром Переверзиным, поэт признался, что для него Вологда – родной город, пусть даже он жил здесь недолго: «После блокады я попал сюда, в Вологду. Здесь произошло, можно сказать, моё второе рождение. И вот, на старости лет, я второй раз здесь. Это для меня маленькое чудо. В Вологде благодатная почва, на которой вырастают чудесные поэты». Расскажите о своих впечатлениях детства, когда вы приехали в Вологду? Тогда мне ещё даже не было девяти лет, и у меня была температура сорок. Сегодня я увидел нечто удивительно прекрасное. Мы с моей женой проходили по ул. Герцена и увидели два деревянных дома. Это был большой подарок судьбы, и я подумал, что вполне возможно, что тогда, глядя с саней в небо с температурой сорок, я проезжал именно вдоль этих домов. Как произошла ваша встреча с Иосифом Бродским? С Бродским была совершенно замечательная встреча. Я был соседом Юлия Даниэля – поэта и прозаика. В то время я был очень разбитной молодой человек, не очень стеснительный, таскался к нему на квартиру в полуподвальном помещении чуть ли не каждый день. Мы сидели часто по вечерам у него и играли в «девятку». И, конечно же, разговаривали на разные щекотливые темы. Кто знал, что в один из таких вечеров под окнами его полуподвальчика будет ходить «топтун» – тайный агент, сыщик. И через две недели, к большому для меня удивлению, этот «рыцарь поэзии» окажется в тюрьме. Его жена, Лариса Богораз, уже после случившегося, однажды предложила мне: «Саша, а вы не хотите послушать Бродского?» А я никогда не ходил в ЦДЛ (Центральный Дом литератора), я не был членом Союза писателей, ну и мне было неловко туда ходить в таком маргинальном положении. Но всё-таки Бродского было бы послушать интересно. И вот я пришел на семинар Арсения Тарковского, где выступал Иосиф Бродский. Он читал перевод Галчинского, польского поэта, одного из крупнейших национальных лириков XX века. Это было удивительное зрелище. Мы на всех программных фото Бродского видим съёжившимся, ссутулившимся. Тут же он расцвел во время чтения, выглядел атлетом с широкой грудью, мощными жестами, распростертыми к зрителю ладонями. Он предстал перед участниками семинара красавцем-мужчиной. А когда мы возвращались уже после семинара домой, провожали Ларису, то я подметил тоже необычную для меня, тогда еще юного, картину. Было рождественское время, самый пик обысков. Двери в квартиры тогда просто не запирали, чтобы меньше ремонтировать потом и вставлять новые замки. На столе в тот полуподвальном помещении, где жили Лариса и Юлий, стояла маленькая искусственная ёлочка, увешанная бумажными папильотками вместо игрушек – это были записочки с пожеланиями от близких, родных да просто проходящих мимо двери. «Дары волхвов», как называла эти скрученные бумажки Лариса. И мы часа три с лауреатом Нобелевской премии провели, рассматривая и читая эти записки и ни слова не сказав о состоянии литературы. Вы публиковались вместе с Бродским, Окуджавой, Сапгиром – именитыми творцами того времени в подпольном альманахе «Синтаксис». Расскажите о вашем сотрудничестве. Альманах «Синтаксис» выпускал Александр Гинзбург – удивительный человек, о котором я бы мог рассказывать часов пять подряд. Он каким-то образом угадал лучших поэтов того времени – Иосифа Бродского, Генриха Сапгира, Юнну Мориц, Беллу Ахмадулину. Дело в том, что никто из этих поэтов до этого не печатался. Это не мешало им быть известными – раньше в обществе был интерес к поэзии, стихи часто ходили в списках. Александр Ильич выбрал лучшие стихи этих поэтов. Среди перечисленных в альманах затесался и я. Успело выйти в свет три сборника «Синтаксис». Когда уже собирался и готовился в печать четвертый альманах, Гинзбург скончался. Какие писатели или поэты для вас являются любимыми? Наверное, мне легче назвать нелюбимых. Я очень люблю поэзию, поэтому любимых очень много. И мне очень грустно, что для любителей поэзии и для молодых современных поэтов те авторы, которые были при советской власти, являются закрытыми что ли. Ведь есть великолепные творцы – Владислав Ходасевич, Андрей Белый, Марина Цветаева. Я очень люблю современных русских поэтов старшего поколения и глубоко их почитаю. И еще, раз речь зашла про любимых поэтов: я всегда задаюсь вопросом – как простой смертный мог написать оду «Бог» (я про Гаврилу Романовича Державина). Мне кажется, что эти строки столь прекрасны, что они могли быть продиктованы откуда-то свыше. Хочу поделиться секретом, который недавно открыл для себя, перечитывая Пушкина. У алхимиков есть философский камень, способный превращать металлы в золото. Я всё думал, а есть ли такая вещь или явление, превращающее обыденные слова в золото поэзии? Оказывается, секрет скрыт у Пушкина: «Сын на ножки поднялся, в дно головкой уперся, понатужился немножко: "Как бы здесь на двор окошко нам проделать?" – молвил он, вышиб дно и вышел вон». В моей трактовке сын – это стих. Стихотворение должно быть больше самого себя, больше оболочки, в которую оно заключено, больше темы, заданной автором. Вышибить дно, выйти – принадлежать всему миру, быть связанным со временем создания – рационально или иррационально. Как появилось название вашего сборника? Почему разговор с пустотой? Для меня пустота – это то, что имеет большее наполнение, чем что-либо другое. Всё, что не пустота – это шумы. Порой, когда мы ищем нужную радиостанцию в машине или дома, переходя от частоты к частоте, мы слышим отчетливо эти шумы. Земная жизнь в большинстве случаев шумы, а что связано с метафизикой, что перерастает простое понимание жизни – это пустота. Каков он, быт поэта? Когда лучше пишутся стихи? В связи с этим вспоминается история, связанная с Отто Юльевичем Шмидтом, когда его спросили, куда он кладет бороду, когда спит, – на одеяло или под одеяло. В итоге бедный полярник не мог заснуть, потому что его мучила дилемма. И тут так же: я не знаю, когда и как лучше пишутся стихи. Я об этом не задумывался, не вычислял закономерности. Единственное, что могу сказать – когда я был молод, я писать стихи буквально сутки напролет. Какие у вас есть увлечения, помимо поэзии? Когда-то в детстве я мечтал быть лётчиком. Ничего из этого не вышло, хотя я в своё время довольно много летал на самолёте. Меня интересовали ещё человеческие лица – художника из меня тоже не получилось. Сейчас моим основным хобби я считаю путешествия. Мне нравится бывать в новых местах, среди новых людей. В этом смысле поездка в Вологду, устроенная Летой Югай и Александром Переверзиным, настоящий подарок для меня. Любая перемена мест для меня – радость. Вспомните ваше первое стихотворение. Первые строки я, как сейчас помню, написал своей троюродной сестре: «О, Зоя, Зоя, что со мною? О, Зоя, я в твоих руках!». Потом писал бабушке: «Бабы Юлечкин живот – настоящий бегемот». Что для вас счастье? Можете ли вы назвать себя счастливым человеком? Это, конечно, очень трудный вопрос. Я думаю, что я могу назвать себя счастливым. Могу на этот вопрос только повторить слова моего близкого друга: «Счастье – это шанс родиться из миллиардов возможностей». Причем родиться человеком мыслящим, способным к творчеству. Счастливым может себя назвать поэт, так как у человека этого призвания есть способность на противоречивые чувства. Во время встречи с поэтом звучали не только стихи Тимофеевского. Прочитал свои строки Александр Переверзин. Коллег поддержали вологодские авторы – Ната Сучкова и Лета Югай. Александр во время встречи передал Нате тираж её нового сборника «Ход вещей», стихи из которого прозвучат на X Международном фестивале «Плюсовая поэзия». Ольга Поварова | ||||
|
|
