Ираида Копьёва – человек, известный в российской культуре. Для известности у неё есть две причины – собственный художественный талант и талант её мужа – заслуженного художника России Михаила Копьёва. Ираида Валентиновна родилась в Саратове, училась в московском ГИТИСе, была художником-исполнителем в Уфимском государственном кукольном театре, а в 1986 году с мужем переехала в Вологду. На протяжении 30 лет Копьёвы работали здесь. В 2017 году Михаила Васильевича не стало, но для Ираиды Валентиновны и для многих россиян он всегда жив – в своём творчестве.
Ираида Валентиновна, на открытии выставки «Спеши увидеть мир» вы сказали, что Вологда дала Копьёву спокойно работать. Мне очень понравилась эта мысль. Можете раскрыть её подробнее?
В Вологде мы оказались по приглашению Валерия Баронова, первого режиссёра Вологодского театра юного зрителя. Валерий Петрович ставил в Уфе спектакль «Прости меня» по пьесе Виктора Астафьева. У Михаила Копьёва два диплома – художника-живописца и художника театра, он учился параллельно на двух факультетах Уфимского института искусств. После совместной работы над спектаклем Копьев получил приглашение в вологодский ТЮЗ как художник-постановщик и впервые приехал в Вологду – Баронов работал над спектаклем «Прости меня» уже здесь. В это же время Михаил познакомился с Виктором Астафьевым, творчество которого высоко ценил. В нашей домашней библиотеке до сих пор сохранились книги с автографами писателя.
После опыта работы в вологодском театре мы вернулись в Уфу, у нас родился сын, началась размеренная семейная жизнь двух художников. И вот однажды по телевизору мы увидели фильм про Валерия Гаврилина: показывали Соборную горку, колокольню, набережную. И как-то само собой получилось, что мы вернулись на север – через некоторое время судьбоносный фильм стал для нас реальностью. Михаил потом написал несколько портретов Валерия Гаврилина – для Вологодской филармонии и Вологодского музыкального училища.
В 1986 году председателем Союза художников в Вологде был Александр Пантелеев, он практически сразу дал Михаилу Васильевичу мастерскую – сначала в деревянном доме на Мальцева, недалеко от ТЮЗа, потом в современном Доме художника на улице Марии Ульяновой. К этому времени Копьев уже вступил в Союз художников России.
Вологда действительно дала ему спокойствие. Этот город как место работы для сложившегося художника хорош тем, что здесь чувствуется вневременная связь. В Вологде время как будто протянуто, оно несколько приостановлено, но ничего плохого в этом нет. Здесь другой темп жизни, здесь можно прямо в городе увидеть закаты и рассветы, в центре города услышать соловьёв, но при этом нет ощущения, что ты далеко от цивилизации, что ты в провинции. Когда я размышляю об этом, всегда вспоминаю площадку у памятника 800-летию Вологды. Вид в сторону Софии не менялся лет сто, именно за этими впечатлениями «протянутого» времени едут в наш город. Недаром Вологду хотели выбрать для своего творчества Василий Шукшин, Нина Садур и другие деятели искусства. Это идеальное место для того, чтобы спокойно работать, а по пути в мастерскую, как это мы всегда делали, можно решить все насущные вопросы, заглянув в нужные места и магазинчики. В мегаполисах придется ехать за какой-то мелочью на другой конец города, а тут всё рядом, тут никто и ничто не отвлекает от намеченной цели – работать и творить. И ещё: я сама никогда не ходила в мастерскую, когда там работал Михаил Васильевич, я делала это сознательно, потому что творец – композитор, писатель, поэт, художник – должен быть один в момент творчества. Конечно, можно было не ехать в Вологду, а ехать «за длинным рублём» в Москву – Копьёва неоднократно приглашали в столицу заниматься монументальной работой. В Уфе Михаил работал над картонами для флорентийской мозаики вместе с художником-монументалистом Г. И. Опрышко – он оформлял станции московского метрополитена и приглашал Михаила на работу в Москву. Но… В Москве другой ритм, тут нужно думать, в первую очередь, не о себе, а о том, где взять средства, чтобы прокормить семью. Художнику в большом городе тяжело.
Как только ни называют творческий метод Копьёва – и фантастический реализм, и неоромантизм. Как вы для себя определяете его творчество? И говорил ли Копьёв при жизни, к какому творческому методу он себя относит?
Вопрос про творческий метод по-своему интересен. В начале 90-х Михаилу позвонил доктор искусствоведения Михаил Соколов с предложением встретиться и написать статью. При встрече Михаил Николаевич сказал: «Я посмотрел вашу выставку в ЦДХ. Я знаю в провинции лишь несколько интересно работающих художников – Андрея Поздеева из Новосибирска, Вячеслава Калинина из Подмосковья и вас, Михаил Васильевич». Потом Михаил Соколов написал статью в газету «Деловой мир», позже – в альбом произведений Михаила (1997). Соколов и Копьев всю жизнь поддерживали дружественные связи. Соколов писал о том, что в творчестве Копьева «оживают традиции русского модерна и символизма, обновленные сюрреальной фантазией». Искусствовед Станислав Айдинян, неоднократно выступавший на вернисажах Михаила Копьева, говорил о том, что в творческой линии художника нет ничего советского, несмотря на то, что он вырос и учился в советское время. Наверное, он по-своему прав: Копьёв находился на стыке двух диаметрально противоположных эпох и моментально был вынужден «перепрыгнуть» из одной эпохи в другую.
Игорь Шайтанов, выступая на открытии выставки в Доме-музее Н. В. Гоголя, также говорил о том, что реальность в картинах М. Копьева стыкуется с нереальными обстоятельствами, которые сначала кажутся нам непривычными. По мере того, как ты погружаешься в суть картины, возникает ощущение, что виртуальная реальность начинает оживать, в своем воображении зритель как бы «достраивает» картину. Стоит отметить, что Михаил Васильевич не рисовал с натуры – за редким исключением, когда его просили создать чей-то портрет. Тем не менее, персонажи картин взяты из окружающей действительности – это реальные люди.
Искусствовед Михаил Соколов определил этот метод как магический реализм. Хорошим примером применения этого метода является портрет Велимира Хлебникова. Прижизненных портретов Хлебникова практически не существует – воображение Копьёва погрузило Хлебникова в молчаливое созерцание где-то в пути.
Манера письма Копьева – классическая. Если и есть в творческом методе художника элементы магического реализма, то они очень деликатные, ненавязчивые, просвечивающие сквозь мелкие детали. Согласитесь, так иногда бывает – нас посещает ощущение лёгкой нереальности происходящего. Это чувство может возникнуть в старых зданиях с чугунными перилами, с другим ритмом ступеней. И человека будто «отбрасывает» на мгновение в другое столетие. Такое ощущение есть в «Золотом якоре», в здании университета на Орлова. Это не прошлое, но созданное нами мироощущение прошлого, которое порой открывает тебе глаза на какие-то современные вещи и вопросы.
После «перестройки» 1990-х внезапно открылось пространство творческой свободы, такой ожидаемой, но такой устрашающей. Эту свободу в творчестве все поняли по-своему: кто-то бросился писать «обнажёнку», кто-то «копался» в появившемся разнообразии тем и уходил с творческого пути, так и не определившись. Но точно могу сказать, что Михаил Копьёв воспользовался этой свободой на двести процентов. Он оставил после себя гигантское наследие и графических, и живописных работ.
Его творчество наполнено самыми разнообразными тематическими картинами – здесь евангельские, библейские сюжеты, исторические портреты, портреты деятелей культуры, писателей, композиторов; сюжетные произведения. Отдельно и на протяжении всего творческого пути Михаил занимался редким жанром анималистики, – он работал в Московском зоопарке, заповеднике Аскания-Нова, национальных парках ЮАР.
Михаил Копьев владел всеми видами техники рисования – пастель, акварель, уголь, тушь, итальянский карандаш.
Сложностей в жизни Михаила Васильевича хватало всегда. В 1993 году его ударил автомобиль, у Копьёва долгое время была сломана правая, рабочая рука, стоял аппарат Елизарова. Миша вообще боялся, что не сможет вернуть былую работоспособность правой руке и начал рисовать левой. В мастерской есть рисунки левой рукой, в частности, автопортрет. Сразу и не скажешь, что написание вызывало какие-то трудности, преодоление себя. Позже, когда правая рука хорошо срослась, он забросил затею рисовать левой.
В фильме на Фабрике звучит фраза: «Картины должны быть дружественны, они должны любить человека. Вот смысл ещё не определён, а она к тебе уже относится по-доброму». Вы, наверное, не раз следили за процессом создания произведения. Как это происходило?
Я думаю, что это высказывание Михаила Васильевича имеет очень обобщённый смысл, это можно сказать и про Васнецова, и про Левитана... Это «незлой» мир, в отличие, например, от фантасмагории Уильяма Блейка. Да, есть художники, которые ставят себе цель – запугать, затянуть в депрессивное состояние. Но есть другие, готовые к доброжелательным чувствам, к иронии, к искренности. Вспоминается Босх – он же не старается нас напугать, нам порою и смешно, когда мы видим просачивающуюся сквозь полотно иронию художника.
Фраза Михаила Васильевича про «дружественность картин» на начальной стадии их создания – это, наверное, впечатления детства. Копьёв, как мне казалось, всю свою жизнь считал, что мир его любит, и не только его – вообще мир любит человека, вселенная нас любит.
Я очень трепетно отношусь к чужому творчеству, боюсь обидеть. Копьев тоже всегда выступал так ювелирно, аккуратно, пытался вытянуть из каждого человека всё самое хорошее и вообще сделать незаметными какие-то его ошибки, обладал удивительной деликатностью. Человек большого таланта всегда чувствует меру своего таланта. Талантливый человек не бывает жадным, он всегда пытается поделиться собой. И в своих произведениях, и в человеческой жизни.
Я рада, что творчество моего мужа попало в другое информационное пространство. FABRICA – очень важное, новое и интересное место в городе. Благодаря этому пространству творчеству художника придается другой смысл.
Ольга Лескова