«Пётр и Феврония муромские»
Когда о старине рассказывают молодые, всегда интересно: их свежий взгляд на хорошо известное совпадёт ли с твоим? Совпадёт – хорошо, а если они в привычном для тебя откроют что-то новое, задумаешься: и как это я раньше не догадался?
Второй спектакль фестиваля «Голоса истории» тоже о святости. «Пётр и Феврония муромские» – это работа московского театра «Практика». На каждом фестивале есть удивительные совпадения. Вот и на этот раз спектакль о русских святых игрался ровно в очередную годовщину их преставления – 25 июня. Седая старина, требующая несомненного уважения и почитания. Наверное, злоупотребление таким безоговорочным уважением и почитанием и делает героев истории непонятными и очень-очень далёкими от нас. А потому непонятными.
... Попадая в зрительный зал, мы видим две большие школьные парты, они хоть и новые, свежесделанные, но тут же вызывают в памяти времена, пусть нам памятные, но тоже уже далёкие. За ними большая доска, напоминающая школьную. Вот она уже из нашего времени: пока усаживается зритель, на ней волшебным образом (вот так как сейчас набирается этот текст) появляются строки легенды о Петре и Февронии на старославянском языке. В ожидании начала спектакля многие слова даже запомнились. Слева на авансцене стоит непременный когда-то для учебных классов атрибут – вечнозелёное раскидистое растение – то ли фикус, то ли китайская роза. Вышедшие на сцену актёры внешним видом тоже напоминают учеников: мальчики, то есть мужчины, в элегантных костюмах, в белоснежных рубашках, девочки (ой, конечно, женщины) в коричневых платьях, напоминающих школьные, с непременными в таких случаях белых воротничках. Ни дать ни взять нам придётся сейчас смотреть школьный спектакль.
Но начало спектакля напоминает, что речь пойдёт о делах давно минувших дней: нараспев, будто в храме, читают артисты текст легенды. Это то ли молитва, то ли мы слышим, как звучала легенда в исполнении устных рассказчиков. Когда попадаются незнакомые слова (не все же старославянские слова нам понятны), говорящий их обращается к партнёрам, повторяя незнакомое слово с вопросительной интонацией: так ли я сказал? В ответ он слышит то же слово с интонацией утвердительной: совершенно верно. Распевность, отстранённость прекращаются, когда встречаются Пётр и Феврония. После их встречи действие обретает большую интенсивность, напряжённость, а в некоторых местах даже приземлённость, озорство. Например, в сцене, где Пётр, чтобы не брать в жёны Февронию, даёт ей невыполнимое задание, на её лице появляется смятение, тут же, впрочем, меняющееся торжествующей усмешкой: она придумала, какое условие должен соблюсти он: столь же невыполнимое. Или когда бояре выгоняют Петра из Мурома – не может быть крестьянка княгинею, – за сценой от имени жён бояр слышится голос почти с базарной интонацией: не может, не может. А приход бояр к Петру с просьбой вернуться на княжение? Столько в этих боярах смешной покорности, желания загладить свою вину, что становятся ясны и понятны давние политические перипетии: и тогда желание встать на начальствующее место манило многих, но не все с этим справлялись. Хорошо, у современников Петра и Февронии, достало мудрости и самокритичности признать это.
Вообще во многих сценах этого спектакля звучат шутейные интонации, действия героев порой напоминают лубок: несерьёзно о серьёзном, но это не выглядит насмешкой или издевательством над героями. Напротив, тем самым они предстают перед нами живыми людьми, без патины времени. Всё это вовсе не означает, что актёры, наигравшись, повеселившись, поозорничав, на этом и закончили свой рассказ старинной легенды. В завершение спектакля вновь полностью звучит её классический текст – в сюите Александра Маноцкова «Пётр и Феврония. История в 12 клеймах». Здесь всё серьёзно, торжественно, с уважением к великим предкам.
Театр так определил жанр этой своей работы: «музыкальный спектакль для всей семьи». Жаль, что в рамках фестиваля при показе всего один раз нельзя соблюсти это пожелание. Уверен, что москвичи в лице вологодских детей обрели бы не менее благодарных зрителей, чем дети Москвы и других городов.
Алексей Сальников, театровед,
фото Светланы Гришиной
