В минувшую субботу Новый художественный театр из Челябинска показал на «Голосах истории» в Вологде «зубную трагедию» «К тебе, земля обетованная». Спектакль проходил на сцене Камерного драматического театра Вологды.
Это история написана современным французским драматургом и сценаристом еврейского происхождения Жан-Клодом Грюмбером, не понаслышке знающим, что такое геноцид. Отец автора был депортирован в годы Второй мировой войны и погиб, а тема Холокоста стала ведущей в творчестве его сына-писателя.
В центре пьесы, выбранной для постановки челябинским театром, также жертвы геноцида: перенесшие насильственную депортацию и чудом оставшиеся в живых, вернувшиеся «из небытия» зубной врач Шарль Сподек и его жена Клара. Им удалось вернуть себе свой парижский зубоврачебный кабинет, в котором за время их отсутствия обосновался предприимчивый стоматолог-француз, но не удалось вернуть родных дочерей. Младшая погибла в газовой камере, а старшая была спрятана от рук нацистов в католическом монастыре. После войны родителям не дают с ней увидеться, уверяя, что, перенеся тяжелое потрясение в связи с гибелью любимой сестры, их единственная оставшаяся в живых дочь решила стать монашкой. Это и есть неизбывная боль Сподеков, определившая всю их послевоенную жизнь. Для детей, оставшихся без родителей, существует слово «сироты». А как назвать родителей, оставшихся без детей?.. Ни в одном языке мира нет такого названия.
Создатели спектакля выбрали очень верный тон, в котором ведут повествование. Здесь нет надрывного трагизма, который был бы ожидаем в спектакле про судьбы людей, искалеченных войной, нет нагнетания «слезной» атмосферы вокруг происходящей семейной драмы – напротив, ироничные отступления, постоянный сарказм и самоирония главного героя, появление «голоса автора», напоминающего, что он просто актер из Челябинска, – все это делает разговор как бы обычным, повседневным, кухонным, вернее, кабинетным – ведь часто действие происходит в импровизированном зубном кабинете. И, наверное, от этого разговор этот становится более доходчивым, более цепляющим, более человечным, понятным, близким. «Сейчас это, конечно, уже давнишняя история – но тогда для автора, для его героев и для многих миллионов это было свежее, очень новостное событие», – иронично замечает «голос автора» в начале спектакля, говоря о том, что действие происходит сразу после Второй мировой войны. Это постоянное нарочитое снижение планки «высокой трагедии» (даже в самом определении жанра – «зубная трагедия» – уже львиная доля сарказма) только подчеркивает безысходность повседневной, будничной, постоянной трагедии, в которой живут герои и в которой жили и живут миллионы жертв различных войн и потрясений: «Кто помнит горечь материнских слез, пепел на губах отцов, кто помнит этих рахитичных детей с дырявыми легкими?.. – Доктор, вы знаете, мои дети кричат во сне… – Это глисты, давайте им глистогонный отвар».
Режиссер спектакля, художественный руководитель челябинского НХТ Евгений Гельфонд рассказал на пресс-конференции, что всегда избегал еврейской темы, идишкайта, депортаций и геноцида, поскольку, как и автор пьесы, знает ее очень хорошо: «У моего деда расстреляли жену, троих детей, отца, мать; а четверых братьев убили на фронте – он вернулся один (моя бабушка – это уже его вторая семья). Дома были запрещены эти темы – война, идишкайт, он был глубоко советский человек, хотя возможно втихаря, как герой нашего спектакля Шарль Сподек, тоже разговаривал с Ним: «Зачем ты мне все это послал? Зачем мне эти испытания?..» Я получил от бабушки и дедушки довольно здравый взгляд на эти вещи и не очень люблю фильмы и спектакли, которые спекулируют на этой теме. Но в данном случае так получилось, что тема нашла меня сама. Евгений Ланцов, нынешний главный режиссер Кировской драмы, прислал нам эту пьесу для участия в так называемой читке (читка пьес неизвестных современных авторов), которая проходила в Екатеринбурге. Читка прошла успешно, и мы стали разрабатывать эту историю – сложились все обстоятельства: актеры, подходящие на эти роли, мое происхождение – и в итоге все это вылилось в спектакль».
Конечно, идишкайт – это только, так сказать, обертка, колорит спектакля, который затрагивает поистине общечеловеческие темы и проблемы. Исполнитель главной роли – стоматолога Шарля Сподека – Александр Майер заметил, что сам он из так называемых немцев Поволжья, и что это рассказ и про него, про его отца, про его семью, про сотни тысяч других таких же семей: «Мой отец был сирота, он ехал в лошадином вагоне и у него на руках умерла мать, его отдали в детский дом, откуда он убегал и ходил по вагонам, играл на гармошке – а потом всю жизнь работал на тяжелых работах. Но моя жизнь всегда была праздником – потому что он знал, какое горе пережил и хотел, чтобы мы жили лучше. Куда я дену боль моих родителей и их преодоление этой боли?.. Никуда. Это для меня главное, и я так же живу. У меня 4 ребенка и все они кушают мандарины и мороженое, я вожу их в цирк и на аттракционы. Дети не должны видеть всей этой мерзости, которая выпала их родителям».
Преодоление боли – еще один важный мотив спектакля. Сподеки ежедневно преодолевают ее, находя утешение друг в друге, не взирая на град колкостей и упреков, которыми постоянно осыпает Шарль Клару. Несмотря на видимое превосходство мужа, Клара умеет одержать победу с помощью мягкой силы: то слезами, то якобы отвлеченными разговорами про «тулузскую знакомую», то уговорами, то нарочитой покорностью. И вот уже Шарль продает свой парижский кабинет и вместе с Кларой направляется в неизвестность – туда, к Земле обетованной…
Стоит отдельно сказать о визуальных и музыкальных «фишках» спектакля. На его идею работает и полное символизма сценографическое решение, когда вся атрибутика на сцене сплошь состоит из белых чемоданов (не просто символ пути, а одновременно и символ надежды, светлого будущего, и, возможно, другой, вечной жизни), и совершенно фантастичные рисунки песком (автор – санкт-петербургский художник Владимир Коростелев), появляющиеся на «заднике» сцены – не иллюстрация, а полноценный собственный сюжет, и, конечно, акапельное музыкальное сопровождение спектакля в исполнении самих актеров – задумчиво-прекрасное «тум-ба-ла-ла».
К слову, оригинальное музыкальное оформление спектаклей – неизменный козырь НХТ. В театре создан собственный оркестр – все артисты в труппе играют на музыкальных инструментах. Несколько лет назад мысль создать такой оркестр пришла в голову Евгению Гельфонду – он пришел к артистам и спросил, на каком инструменте каждый из них хотел бы играть. «Я сразу выбрала трубу», – вспоминает Ксения Бойко, играющая в «Земле обетованной» роль Клары. А Гельфонд рассказал, как они пришли в магазин музыкальных инструментов и выбирали по принципу «красиво – не красиво»: «Мы просто тыкали пальцем – дайте нам это, а потом принесли все инструменты в театр и стали разбирать, кому какой нравится». Сначала музыкальной подготовкой артистов занялся солист военного оркестра, который обучил их азам сольфеджио и звукоизвлечения. Сейчас в оркестр НХТ перешел работать скрипач Артур Расин из театра оперы и балета, с чьим приходом актерская «поющая эскадрилья» стала стремительно повышать свое мастерство. «Понятно, что артисты не будут играть как профессиональные музыканты, – замечает Гельфонд. – Но вполне приемлемо озвучивать спектакли, в которых они играют, – это да. Оркестр мы теперь используем практически в каждом спектакле, в последних наших работах совсем нет фонограмм. И если сначала наши коллеги из других театров подшучивали над нами: «Везде ваш оркестр!» – то теперь сами начинают все больше использовать музыкальные таланты своих артистов».
На пресс-конференции после спектакля артистов и режиссера челябинского театра спросили о том, что, по их мнению, они считают нужным изменить в формате фестиваля «Голоса истории» в Вологде. Мнение их было важным еще и потому, что в Челябинске существует собственный престижный театральный фестиваль-лаборатория «Cheloвek театра», который хоть и вчетверо моложе вологодских «Голосов истории», но уже успел стать членом МИТ (ITI) – Международного института театра (партнера ЮНЭСКО).
«Самое печальное – когда приезжаешь на фестиваль, но не успеваешь ничего посмотреть, только показать свой спектакль и уехать, – делится своими размышлениями Евгений Гельфонд. – А фестиваль ведь на то и фестиваль, чтобы посмотреть чужие спектакли и пообщаться с коллегами. На челябинском «Cheloвekе театра» все гости – театры, режиссеры, актеры, критики – присутствуют от начала до конца, все смотрят всех, а потом устраивают открытые обсуждения, куда пускают всех, кому интересно – целые автобусы собираются, чтобы ехать обсуждать спектакли. И обычные зрители туда приходят, и журналисты, и, конечно, сами артисты, режиссеры – это такая каша, в которой очень важно повариться. Потому что одно дело – эксперты посмотрели и раздали всем места и награды, другое – когда ты услышал от коллег их мнение о своем спектакле – это очень дорогого стоит. И этого реально боишься, это самое серьезное испытание на фестивале – услышать мнение твоих друзей. Я сюда ехал с огромным страхом (и вымучил накануне актеров репетициями) – только потому, что знал, что мой спектакль будут смотреть Яков Рубин и Ирина Джапакова. Это вызывало мандраж».
Гельфонд также рассказал, что обсуждение спектакля с театральными критиками – жюри фестиваля «Голоса истории» – прошло в очень конструктивном русле, и что это даст ему многое для дальнейшей работы над постановкой.
Теги: Голоса истории
