Преподаватель философии из Санкт-Петербурга, кандидат философских наук Игорь Авксентьевский присоединился к проекту cultinfo и Вологодской областной детской библиотеки «Встретимся в… библиотеке!», где мы даем слово читателям ВОДБ разных лет. Они не только делятся воспоминаниями, но и рассуждают о том, как сделать чтение одним из любимых занятий детей.
***
Вдоль Советского проспекта, от Пушкинской до Предтеченской, напротив Детского парка – ряд исторических строений. Дома помнят былые времена губернского города, вовлечённого в культурную судьбу России, захваченного круговоротом революционных вихрей. Размеренный покой провинциального дворянско-купеческого быта нарушается поэтическим словом Константина Батюшкова, звучит страстная проповедь народнической интеллигенции, взывает философская публицистика Николая Бердяева, из штаба слышатся приказы красных командармов. В этих местах полвека назад обосновалась областная детская библиотека, оказавшая большое влияние на культурное становление нескольких поколений вологжан.
Идея музейно-библиотечного дела возникла и начала осуществляться в поздней Античности, во времена эллинизма. Не случись так – возможно, не состоялась бы и вся европейская культурная традиция, завязанная на книгах – традиция, благодаря которой мы есть то, что есть. Другой важной вехой в истории культуры явилось изобретение Иоганна Гутенберга. До него книга была доступна только узкому кругу заранее избранных и посвященных. Книгопечатание открыло книгу всякому человеку в любых далях от культурных столиц.
Школа учит читать, а читать книгу учит библиотека. Предназначение детской библиотеки – ввести человека в мир книжного чтения. Ввести и помочь освоиться в нем. Пусть человек с детства почувствует, что книжный мир не менее настоящ, не менее важен, чем мир человеческой повседневности.
В Дом Юшина, где в мои малые годы располагалась областная детская библиотека, нас повела зимой классный руководитель. Я мал, а всё большое – непроницаемая толщь навалившегося на город мутного неба, сыплющиеся из него снежные комья, сугробы, из-за которых с тротуара не видно дороги, подпирающие небо деревья, увешанные индевелым кружевом. Белоколонный портик – дитя лучезарно-тёплой культуры, выступающий из серого двухэтажного фасада, заботливо приподнят балконом над мерзлой землей.
Помнятся запах книг, смешанный с уютным теплом деревянного дома, приглушенная немногословная речь служительниц книжного храма, возможность надолго затеряться в лабиринтах стеллажей. Сокровища, что на полках, человечество собирало для тебя. Ты можешь выбрать любое, унести домой, причаститься ему, а потом вернуть. Но странным образом оно уже навсегда останется твоим.
Почему школа не учит читать книгу? Книга относится к кругу тех вещей, общение с которыми возможно только в настрое любви. Влюбленность, любовь – это не то, что происходит с человеком по внешней необходимости, в заданные сроки, по программе, в соответствии с методическими установками, в расчете на «правильное понимание» и под страхом отчетности.
Встреча с любимым состоится непринужденно, судьбоносной случайностью. Библиотека – место и время такой встречи. Шагнет навстречу человеку какая-нибудь книга, томящаяся в запасниках – шагнет для долгой доверительной беседы. Неторопливость – еще одно непременное условие книжного события. Разве кто-то мешает продлевать абонемент?
В школе настойчиво проверяли «технику чтения». Успешнее считался тот, кто читает быстрее. Мое вопрошающее нутро чуяло подвох и всячески противилось. Автору потребовались месяцы или годы, чтобы написать. Могу ли я, существо менее выдающееся, чем автор, самонадеянно полагать, что освою его слово, прочитав книгу за пару дней или неделю?
Что значит прочитать книгу? Это значит почувствовать, пожелать, помыслить то, о чем говорит книга – и еще что-то большее, о чем она умалчивает. В общем – прожить. Люди гордо носятся со своими многознающими «мнениями» и «точками зрения» на всё – на книги, учения, произведения искусства, исторические события, человеческие поступки, образы жизни. Едва ли предметы этих мнений и зрений хоть в чем-то пережиты, хоть в чем-то поняты. Ведь то, что жизненно понято, уже не мнится и не зрится, а продолжает жить частью нашего собственного существа.
У меня была мудрая учительница литературы, знающая толк и в школьной программе, и в любви к книгам. Антона Павловича проходили. На уроке учительница сказала, между прочим, как бы невзначай: «А ещё у Чехова есть рассказ "Палата номер шесть", но он не предусмотрен планом, да и рано вам еще или вообще не нужно». Детская библиотека повстречалась на полпути домой. И без того нелегкий портфель разбух увесистым томом трагедии обыденности.
Поздний вечер, вдруг становящийся ночью – лучшее время священных действий. В такое время читалась «Палата», не день и не два, лёжа в постели, в магическом свете ночника, когда весь дом заснул. По мере чтения рождалась удивительная, жуткая и манящая догадка – что мир в основании устроен, мягко говоря, не совсем так, как он представлен в школьных учебниках. И что основоустройству мира, почему-то скрываемому людьми от самих себя, принадлежит одна немаловажная черта. А именно, в любое время и у любого народа на всяком человеческом общежитии стоит печать палаты номер шесть.
Миновали десятилетия, вместе с «цивилизованным человечеством» мы прошли, пролетели еще одну культурную веху – вступили в некнижную эпоху, времена упадка книжности. Цифровая техника, несущая с собой повсеместное господство «информации», накатила так быстро и обдала нас такими посулами, что ни у кого не возникло и вопроса о ее возможных последствиях, о той цене, которую человек уже платит за удобство своего компьютерного бытия.
В конце восьмидесятых, студенты философского факультета, мы готовились к семинарам по книге Иоганна Фихте. Дореволюционное издание. Книга была в единственном экземпляре, только в одной библиотеке Ленинграда, в читальном зале. Составили с однокурсниками график посещения и ездили в библиотеку по очереди. Сегодня несколькими нажатиями компьютерных клавиш, сидя дома, я могу вывести на экран текст этой книги, как и тексты сотен тысяч других книг. Текст книги, но не саму книгу. Это деталь, но именно в ней и прячется дьявол.
Книга обладает магическим свойством приводить автора и читателя в соприсутствие. Тянется цепь рукоположений от автора к наборщику, от наборщика к переплетчику, от переплетчика к продавцу, от последнего к библиотекарю и наконец – к читателю. Книга вещественно собирает свою человеческую судьбу и вручает ее читателю. Вещественностью книга удостоверяет подлинность несомого ею слова и обеспечивает личное ответственное присутствие автора в нем. Без этой личной связи автора и читателя не может передаваться культура.
Другое дело – компьютерный текст. С книгой можно и нужно говорить. С компьютерным текстом – никогда. Виртуальная технология, в отличие от реального действа, обрывает цепь человеческого преемства, расчеловечивает, обезличивает слово. В компьютерном тексте присутствует не автор, а его заменитель – информация об авторе.
Дело не только и не столько в особенностях компьютера как инструмента, а в том, инструментом чего он является. Индустриальная эпоха наладила массовое производство материальных вещей ради их потребления. Информационная – осуществляет ту же индустриализацию, но теперь в сфере духовной. Духовные вещи культуры перерабатываются счетными машинами в образ, пригодный для массового потребления – это и есть информация. Информация не для того, чтобы с ней говорили. Она для того, чтобы ею владели, накапливали, меняли, пользовались как средством – в бесконечной состязательной гонке человека за успехом.
Какова судьба библиотеки в информационную эпоху? Мыслимы два пути. Либо библиотека на потребу дня переродится в информационно-развлекательную мультимедийную площадку – и перестанет быть библиотекой. Либо, вопреки веяниям, как монастырь при нашествии варваров, примет на себя подвиг охранения книжной культуры – чего ей искренне желаю.
Теги: ВОДБ
