В преддверии нового концертного сезона мы решили побеседовать с тем человеком, который олицетворяет вокальную школу Вологды. Это Ангелина Григорьевна Яранцева, педагог, чьи ученики получили известность во всем мире.
Ангелина Григорьевна, все мы родом из детства – расскажите о себе.
Я из волжского города Саратова. Родилась в очень большой семье. Нас было 11 человек: восемь детей, отец, мать и бабушка. Естественно, что материально мы жили плохо. Семья была религиозная, и я с семи лет пошла петь в церковь. И была поражена пением хора. Они пели настолько хорошо, что после закрытия церквей все хористы стали солистами в оперных театрах. Вот как учили раньше пению в хорах. Репетиции проводились почти каждый день, существовала определенная методика, основанная на двухступенчатом восьмилетнем обучении. Это была прекрасная школа. Там я и получила первые навыки пения.
У меня очень любил петь отец. Он был знаком с педагогом, у которого учился Собинов, посещал его занятия. У отца был красивый баритон, он часто пел дома, что меня тоже вдохновляло. Кроме того, у нас неплохо проходили уроки пения в школе.
Но после школы я поступила в лесомелиоративный институт, а чуть позже нас перевели в сельскохозяйственный. Я его не закончила, ушла с третьего курса. Как раз в это время было прослушивание в Большой театр, приехала комиссия. Мы с подругой (нам обеим было по семнадцать) набрались наглости и решили прослушаться. Помню, я пела Третью песню Леля из оперы «Снегурочка». У меня был очень хороший голос, но я пела неритмично, концертмейстер меня «ловила». Нам сказали: «Вам надо учиться». И я поступила в музыкальное училище. Параллельно пела в Оперной студии, вначале в хоре, а потом мне стали давать сольные партии.
Через год меня взяли в консерваторию. Это большая редкость: так быстро попасть в консерваторию. Но мне не повезло с педагогом. Она не поняла мой голос. У меня переходный голос: то ли меццо-сопрано, высокое, то ли компактное сопрано, центральное. Все постоянно спорили в отношении характера моего голоса. Таких голосов довольно много, например, у Марии Каллас. А педагог стала вести меня на контральто, которого у меня никогда не было и не могло быть. Я стала петь хуже.
В это время я вышла замуж и уехала на Алтай. Началась война. До 1945 года я была музыкальным редактором местного радио. Весной 1945 года восстановилась в консерватории, закончила ее в 1949 году и по распределению приехала сюда. 25 лет я проработала в музпедучилище, которое теперь стало музфаком педуниверситета, и еще 25 лет – в музучилище, где и сейчас работаю. В целом мой стаж уже 56 лет. И я все еще учу. И хотя я уже сама не показываю, не пою, ученики меня понимают.
Есть ли у вас любимые ученики?
Все ученики любимые, если хорошо занимаются. А если плохо занимаются, то мое отношение к ним противоположное. Нужно сказать, что с каждым годом поступающие становятся все слабее и слабее. Наша профессия не престижна, заработать негде, особенно в Вологде. Только некоторые выпускники где-то поют, а большинство не может себя устроить. Бывает, что даже хорошие ребята с хорошим голосом по этой причине уходят из музыки. Что делать, если в Большом театре молодые певцы получают по две-три тысячи в месяц!
Что значит для вас хорошо заниматься?
Ученик должен быть трудолюбивым, внимательным, заниматься с интересом. Например, одной из моих девочек, Елене Кузнецовой, всего-то шестнадцать лет. Но она очень серьезно относится к занятиям и поет уже практически профессионально. Недавно она так пела, что у меня мурашки бегали, я млела. Такое чувство, что она все понимает, во всем разбирается. А бывает, что безобразно поет, когда устанет. Это потому, что пока еще ее понимание скорее интуитивное, чем сознательное. Иногда мои замечания могут довести до слез, но иначе нельзя. Иначе не получится профессионал. Ведь сцена – это очень жестокая штука.
Что нужно для того, чтобы стать профессиональным певцом?
Заниматься у хорошего педагога как минимум 9 лет. Изо дня в день. В Италии занимаются меньше. Они могут за два года создать хорошего певца. Но у них есть определенный эталон: они много поют, много слушают. А у нас здесь кого услышишь? Редко кто поет хорошо. Мы занимаемся четыре раза в неделю, итальянцы – каждый день по два-четыре часа. Естественно, что у них результаты более высокие. И потом там климат благоприятный, экология очень хорошая, морской воздух, много витаминов, да и сам язык очень музыкальный. И все-таки, когда разбираешь певцов, понимаешь, что наши поют не хуже: Атлантов, Милашкина, Образцова, Шемчук, Чернов. Все они хорошо показали себя не только в России, но и за рубежом.
А какую роль играет талант?
Очень большую. Но талант будет талантом, только если он занимается в хороших руках. Если нет – останется хорошим материалом, и все. Ведь надо изо дня в день отрабатывать, шлифовать певческие навыки. Это очень сложная работа. Нужно поставить правильное дыхание. Как говорят итальянцы, искусство пения есть искусство дыхания. Это особое, певческое дыхание, очень похожее на йоговское, но со своими особенностями. Нужно научиться использовать резонаторы, которые придают голосу определенный тембр. Все тело должно звучать. Иначе певец не состоится.
Кто из певцов нравится вам больше всего?
Мне очень многие нравятся. Из женских голосов – Рената Тибальди, Джоан Сазерленд. Из мужских – Чернов. А фамилии молодых я даже не запоминаю.
Монсеррат Кабалье нравится?
Нравилась в молодости. А сейчас она уже напрасно поет. И выглядит не так хорошо. Возраст.
Как вы относитесь к эстраде?
Очень не люблю. Эстрадная музыка только портит людей, не развивает интеллект, делает их агрессивными, злыми. Там нет мелодии, там все «колючее».
Но кто-то из эстрадных певцов выделяется?
Мне очень нравится Иосиф Кобзон. Он мастерски поет. Нравится Лариса Долина, но она и школу имеет, может академическим звуком петь, может эстрадным, джазовым. Сенчина нравится. А вот артистки, которых называют «народными», безобразно поют. Поют о смерти, о геройстве, и при этом пританцовывают. И качество голоса ужасное.
Расскажите о ваших учениках.
Некоторые из них работают за рубежом. Это Николай Назаров, который поет в Испании. Андрей Курилов, бас-профундо, ездит по всей Европе, недавно прислал отзывы из Германии, из Англии. Наташа Фролова, теперь Морозова, работает уже 20 лет в Ленконцерте. В нашей филармонии пели и поют Юлия Мигунова, Татьяна Вересова, Александра Коллотий. Сейчас у меня тоже есть перспективные ученики: Маргарита Богданова, Вероника Мусихина.
На ваш взгляд, какое место занимает в российской музыке Вологда?
Судите сами: наше училище на третьем месте в России по участию и по победам в различных конкурсах. Но не по вокалу, а вообще.
Есть в Вологде хорошие церковные хоры?
Есть. Хороший хор в церкви Покрова на Торгу. Они летом ездили на фестиваль в Болгарию и заняли первое место среди тридцати восьми городов.
Как вы считаете, отношение к музыке изменилось в стране за последнее время?
В целом оно изменилось в худшую сторону. Есть, правда, прогресс относительно оркестров, особенно симфонических. Одно время о них совсем забыли. Даже Спиваков был вынужден в Испании работать. А теперь наши прекрасные оркестры стали использовать. Так, к нам приезжает симфонический оркестр под управлением Федосеева. Если говорить о культуре пения, то она очень слаба. В южных городах, в том же Саратове, все поют. Будь то бухгалтер, будь то инженер, будь то рабочий, будь то врач. Там сам климат заставлял петь.
Почему наш климат плох для певцов?
Холодно и сыро. Лета почти не бывает. Много простужаются. А если у певца насморк и кашель, пения уже быть не может. В Питере то же самое: большинство приехавших с юга возвращаются обратно.
Вы не устали от музыки?
Я ее очень люблю. Я уже не могу от нее устать. Иногда встаю утром и чувствую: не могу работать. Еле-еле добираюсь до училища, начинаю заниматься, и все проходит. И настроение другое. Хорошая музыка лечит, делает меня молодой. Думаю, так она действует не только на меня. Находясь в больнице, я предложила соседкам по палате петь. И мы, несмотря на болезни, бинты, стали делать это, а все больные, сестры и врачи собирались в коридоре и слушали.
Беседовали Элла Кириллова и Роман Красильников
