Пожалуй, трудно себе представить более неудобное время для интервью, чем разгар репетиционной работы перед премьерой. Но Борис Александрович Гранатов, режиссер Театра для детей и молодежи, нашел полчаса, чтобы поделиться своими мыслями о предстоящем фестивале «Голоса истории». 2 июля у Пятницкой башни кремля театр впервые показывает спектакль «День Победы среди войны», а премьера на фестивале, по словам Бориса Гранатова, – это «всегда определенный творческий риск, азарт и немного авантюризма».
Борис Александрович, как вы относитесь к этому событию – восьмому Международному театральному фестивалю «Голоса истории»?
Как я могу относиться к фестивалю, в котором участвую с 1993 года? Мы сыграли тогда сказку «Емелино счастье». Она к тому времени уже год шла в театре, мы ее вынесли на улицу, карусель была возле Софийского собора. А все остальные спектакли мы ставили специально к фестивалю, всегда рискуя. Театральное искусство – это вообще риск! Не знаешь, как пройдет премьера. А играть премьеру прямо на фестивале, сразу выносить свою работу на суд жюри – в этом двойной риск, если хотите...
В 95-м мы сыграли премьеру «Капитанской дочки», в 97-м подготовили спектакль «Петр Первый» на деньги Фонда Сороса – мы получили грант как раз к фестивалю, но тогда он был перенесен из Вологды во Владимир, и мы представили спектакль здесь просто как премьеру. А потом, в 99-м году, был большой успех «Поминальной молитвы» – спектакля, который мы играли на сцене театра, а не в кремле. В 2001-м у нас был «Человек из Ламанчи» в Пятницкой башне. В 2003-м, на прошлом фестивале, – «В списках не значился», и вот сейчас мы готовим не совсем обычную пьесу о музыкантах, об исполнении Седьмой симфонии Шостаковича в блокадном Ленинграде в 1942-м году – «День Победы среди войны». Все персонажи – это музыканты, их близкие родственники, дирижер... Показаны их судьбы в самую первую блокадную зиму, ужасную, голодную...
Можно поинтересоваться, кто играет дирижера Элиасберга?
Это не совсем Карл Ильич Элиасберг. Это собирательный образ. В спектакле вообще нет имен. Есть дирижер, жена дирижера, кларнет, гобой, скрипка, другая скрипка, жена скрипки... Они то от имени инструментов разговаривают, то от имени исполнителей-музыкантов. Очень непростая пьеса, пришлось много работать, искать форму спектакля. Дирижера играет артист Эдуард Аблавацкий. Занята вся труппа, и невозможно разделить роли на главные и второстепенные. Это оркестр! Пьеса была написана давно, еще в 1984-м году, к победному сорокалетнему юбилею. Она шла в некоторых театрах, например, в Московском театре Пушкина, Ростове-на-Дону, была напечатана в театральном журнале, но с тех пор ее, по-моему, не ставили. Вот сейчас мы с ней работаем... 2 июля премьера. Вчерне спектакль на сцене театра мы уже сделали, но предстоит более десяти репетиций в кремле.
У вас в позапрошлом году сорвался спектакль под открытым небом...
Да, нам пришлось перенести спектакль из Пятницкой башни в театр, потому что шли проливные дожди. Когда мы играли в полночь в театре, на улице шел ливень. А наша декорация вся состояла из поролоновых матов, которыми была покрыта сцена – кто видел спектакль «В списках не значился», тот помнит это. Если бы на них попал дождь, они впитали бы воду, как губка, и играть было бы невозможно.
Вы поддерживаете эту позицию оргкомитета фестиваля – непременно играть под открытым небом и оценивать только те спектакли, которые сыграны именно в таких условиях?
Если это будет не так, то весь смысл фестиваля пропадет. Фестивалей, в ходе которых спектакли идут на обычных театральных площадках, в России много. Мы вот играли недавно в Самаре – возили «Маленького принца». Традиция спектаклей под открытым небом зародилась в Пскове. Но там не фестивали, просто летом идут спектакли на территории кремля. Наш фестиваль «Голоса истории» единственный в своем роде, нигде в России ничего подобного нет. Есть еще такой фестиваль во Франции, в Авиньоне...
Но наша погода предельно непредсказуема, и бывает обидно, когда подготовленный спектакль не удается сыграть из-за дождя...
В этом есть своя прелесть. Были такие годы, когда шел дождь, актеры играли, а зрители сидели под зонтами и смотрели. Дело в том, что любой фестиваль – это не гастроли. На фестивалях отсматриваются лучшие спектакли, как, например, на фестивале «Золотая маска»: отбираются спектакли по всей России, потом в Москве их смотрят. Это фестиваль-смотр-конкурс. А у нас это еще и творческий эксперимент, если хотите, лаборатория. Работа актера на сцене и игра в исторической архитектурной среде – совершенно разные вещи. Игра под открытым небом, среди памятников архитектуры требует от актера совершенно иных затрат, потому что стены кремля древние, у них своя энергетика, которая часто подавляет энергетику актера. Тому было много примеров и на наших фестивалях, когда спектакль просто переносили из закрытого помещения в Консисторский двор. Например, «Князя Игоря» так привозили: вешали задник на стену нашего кремля и играли спектакль, не думая о пространстве. Вологодские театры – мы и драмтеатр – поставлены в условия исключительные, потому что мы живем в этом городе, у нас есть возможность репетировать на площадке кремля. Спектакль под открытым небом очень интересен как творческая лаборатория, как эксперимент. А для того чтобы театры стремились на фестиваль, мы на оргкомитете все время поддерживаем эту идею, и главные призы присуждаются только за спектакли под открытым небом. На фестивале 2003-го года из-за дождя мы не играли в кремле и не получили ничего. Обсуждение было. Оценили спектакль как интересный, актеров и режиссуру хвалили, но «Маску» мы не получили. Что же делать? Таковы условия. Я даже не был очень огорчен.
Можно вернуться к новому вашему спектаклю: как вы используете симфонию Шостаковича?
Полностью симфония не звучит, но мы используем фрагменты из второй, третьей и четвертой частей, в большей степени из первой части. Но это пьеса не музыкальная, главное в ней – взаимоотношения людей, диалоги. Дирижер, например, говорит: «Играем такую-то цифру!», и звучит кусок фонограммы, идет как бы исполнение симфонии. В жизни каждого из музыкантов происходят какие-то внутренние события, конфликты. Главное – показать, как они выстояли. Например, в спектакле есть такой эпизод: к первой скрипке прямо на репетицию приходит жена и говорит, что ему, ей и сыну дали пропуск на Большую землю. А у него через неделю концерт, отменить его нельзя, и он отказывается ехать... Нужно помнить также, что это произведение не историческое. Пьеса написана так, как будто впервые играют симфонию, а мы знаем, что премьера состоялась в Куйбышеве (Самаре), потом в Москве, в концертном зале им. Чайковского, а потом уже в Ленинграде. Но важен сам факт, что в голодном блокадном городе люди собирались благодаря музыке. Пьеса написана так, как будто дирижер вытащил людей из замерзших квартир и заставил репетировать – это не совсем верно. Основа оркестра была, оркестр Радиокомитета существовал, выезжал на заводы с концертами. Люди умирали от голода, попадали под бомбежку, оркестр редел, нужно было пополнять состав...
Конечно, тем более что для исполнения симфонии Шостаковича нужен был совершенно полный состав с сильной группой духовых инструментов. Элиасберг искал и находил музыкантов в воинских частях, среди фронтовиков. Ударника Жаудата Айдарова он нашел среди мертвых – просто случайно заметил, что у него шевелятся пальцы… Несомненно, история исполнения Седьмой симфонии в Ленинграде имеет богатую внутреннюю драматургию, и это счастливая мысль – поставить такой спектакль в год 60-летия Победы.
Мы много читали литературы и о симфонии, и о ее создании, исполнении. У нас есть консультант – доктор искусствоведения М. Бонфельд... Но какой бы ни ставился спектакль, я – режиссер! И как я чувствую сцену эмоционально, так и будет. Симфонию я знаю уже почти наизусть, слушаю ежедневно. Утром пью кофе и включаю запись, так два месяца подряд. Если тот или иной музыкальный фрагмент меня волнует применительно к данной сцене, данному диалогу или конфликту, я включаю его в партитуру спектакля.
Как вы отнеслись к афише фестиваля, предлагаемой в этом году?
Мне жаль, что мало спектаклей, заявленных на конкурс, – всего девять. Бывали годы, когда представлялось 15-16 спектаклей! Но фестиваль – это не только спектакли, иначе это были бы просто небольшие гастроли. Фестиваль – это все, что происходит вокруг спектаклей: творческие лаборатории, семинары критиков. В прошлый раз отменили лабораторию театральных художников – не было денег. Слава Богу, в этом году положение исправлено. Фестиваль – это и обязательная, как мы называем, «актерская тусовка». Театр – это, прежде всего, актеры. Не чиновники, не общественная организация театральных деятелей. И еще я считаю, что фестиваль – не для зрителей. Их просто пускают посмотреть на праздник театрального мира: актеров, режиссеров, художников, драматургов, театроведов. Они собираются из разных городов ради уникальной возможности пообщаться, обменяться творческим опытом. А когда театр приезжает, чтобы заработать деньги, как можно больше пригласив зрителей, – это не фестиваль, а гастроли.
Самая любимая актерами часть фестиваля – это актерские вечера. Раньше они проходили там же, в Консистории, но потом были перенесены на открытую сцену Дома актера. Это самостоятельные актерские работы, актерское творчество, согретое их любовью – они не получают за это ни копейки! На прошлом фестивале было девять актерских вечеров. В маленький дворик приходило по двести-триста человек, только чтобы посмотреть актерские капустники. В них участвуют актеры всех театров, которые к нам приезжают. Еще мы приглашаем актеров из других театров, лауреатов различных фестивалей. А в этом году возник вопрос с оплатой их поезда. Жаль, ведь мы все время доказываем, что это тоже программа фестиваля. Чтобы провести актерский вечер, нужно заплатить звукооператору, электрику, администратору – ведь люди работают... Актер же не получает гонорара, это его добрая воля.
А уровень критики фестиваля вас устраивает?
Я вообще сложно отношусь к театральной критике. Настоящий театральный критик – это человек, который анализирует творческий процесс, а не рассказывает, как он сам себе эту пьесу представляет. К нам приезжают опытные критики, которые умеют отделить пьесу от спектакля. У нас, к сожалению, нет театральных критиков – есть журналисты, которые пишут о театре. И когда они присутствуют на обсуждениях спектаклей критиками из Москвы и Питера – это для них хорошая школа.
Вообще, фестиваль – это школа актеров, режиссеров, театральных художников и театроведов-критиков, даже администраторов: провести фестиваль – это надо уметь.
Успеха вам, Борис Александрович, на предстоящем фестивале, многих интересных встреч и новых творческих планов!
Элла Кириллова
