Тамара Рыбакова: Человек должен меняться, чтобы быть интересным
В Вологодской картинной галерее открылась выставка работ Тамары Рыбаковой, посвященная юбилею художника. В экспозиции соседствуют произведения, которые редко можно увидеть рядом на персональной выставке, – живопись, декоративно-прикладное искусство, отреставрированные иконы. Читателям «Вологодской афиши» мы предлагаем рассказ художника о своем творчестве.
Тамара Петровна, ваша творческая деятельность очень многогранна. Вы и художник-реставратор, и график, и художник по тканям. А откуда берет свое начало ваше творчество?
Когда я училась в школе, у нас был очень хороший педагог по рисованию, который закончил Строгановское училище и вел у нас в школе художественный кружок. Не знаю, по каким причинам я примкнула к этому кружку, но я начала рисовать. В итоге мне было сказано, что если я буду учиться, то из меня получится хороший рисовальщик. Я этому значения как-то не придала, продолжала рисовать в свое удовольствие, а потом пришло время определяться в жизни, поступать в институт. Никаких особых интересов, кроме склонности к гуманитарным наукам, у меня не было. Я решила поступать в художественный вуз – Московский технологический институт – и училась по специальности «Художественное оформление тканей и изделий из них». Предполагалось, что мы будем работать на предприятиях легкой промышленности, создавать дизайн тканей, текстильных изделий. Будучи студентами, мы много ездили по стране, бывали на практике на ситценабивных комбинатах в Иванове, на камвольном комбинате в Киеве, где производятся шелковые ткани. В то время меня очень интересовал Херсон – привлекал образ этого города, его история. И я смогла там побывать, поехав знакомиться с местным камвольным комбинатом.
У вас на выставке представлены интересные графические композиции, посвященные древнегреческому искусству. Это дань тому увлечению Херсоном?
Не только. Греческое искусство интересовало меня всегда, как, впрочем, и все классическое искусство, которое является для художника своеобразной школой, основой творчества. Заниматься тем же гобеленом нельзя, не обращаясь так или иначе к классическим образцам этого искусства, созданным в XIV-XVIII веках.
А как вы попали впервые в Вологду?
Мои сокурсницы-модельеры ездили в Вологду в ходе подготовки к диплому – их интересовали кружева. После возвращения они делились своими восторженными впечатлениями, всем советовали побывать в этом прекрасном городе. Я заинтересовалась, и в результате мой дипломный гобелен был посвящен Вологде. Он так и назывался – «Вологда».
Какими были ваши впечатления от Вологды тогда и каковы они сегодня?
После огромной Москвы, города, где все спешат, Вологда, конечно, поражала тишиной, уютом, совсем иным ритмом жизни, своим неповторимым обликом, созданным старинной деревянной архитектурой и храмами. Сейчас вечером центр Вологды пустеет и затихает с закрытием магазинов и офисов, а тогда он был еще густо заселен, там кипела жизнь – бабушки, дети, собаки, разные приметы повседневности. Женщины полоскали белье на мостках у Софийского собора – для меня это была настоящая экзотика. Но самое главное – люди, душевные и открытые. Сегодня люди остались прежними, но город сильно изменился – уходит в прошлое его дух, воплощавшийся в старинных деревянных домах, удивительно гармоничных, соразмерных среде и человеку. Образ сказочного города потускнел. Да, Кремль, Софийский собор – уникальные памятники, но душой Вологды были старинные деревянные дома, которых осталось очень немного. Никакие «новоделы» не могут заменить их. У меня на выставке есть несколько графических работ, где запечатлены дома, которых уже нет. Я много раз ездила за границу и видела, что национальные особенности архитектуры очень бережно сохраняются. В Англии не разрешено ничего менять ни в интерьере, ни в экстерьере старых домов, в Германии – то же самое. Нам не свойственно столь бережное отношение к нашим национальным особенностям, выраженным в архитектуре. Так можно потерять то, что уже не восстановить. Но очень радует, что идет активная реставрация храмов – памятников каменного зодчества.
Наверное, вы смотрите на эту проблему как реставратор.
Нет, я смотрю на эту проблему как гражданин. Когда отсекаются корни, когда все, и в первую очередь культура, нивелируется и приводится к некому единому мировоззренческому взгляду, который отчасти воплощается и в современной архитектуре, – это очень тревожная тенденция. Остались еще нетронутые уголки в Тотьме, в Великом Устюге, в других отдаленных городах. На моей выставке переставлена серия работ, посвященных уникальным памятникам Тотьмы.
Вы приехали в Вологду сразу после института?
Да, примерно через полгода. Работы по моей специальности здесь не было, место на льнокомбинате было занято, и я стала заниматься реставрацией. Начала работать над иконостасом Софийского собора, а летом – над его фресками. Изучать новую специальность было сложно и интересно. В 60-70-е годы велись масштабные реставрационные работы на волне интереса к древнерусскому искусству, к своей истории, происходило открытие уникальных памятников. Трудности не пугали, все делалось на большом эмоциональном подъеме.
Вы много лет занимаетесь научной реставрацией, многие памятники прошли через ваши руки. Есть ли у вас какие-то любимые работы?
Каждый памятник, взятый в работу, как ребенок. Им живешь, о нем думаешь. Поэтому сложно сказать, что какой-то менее или более ценен. Сам процесс проведения реставрационных работ захватывает. Сначала перед тобой темная доска, потом ты видишь запись XIX века, зачастую неумело наивную, сделанную художником-самоучкой. Постепенно из-под этой записи появляются более ранние поновления и потом, как открытие, как награда за труд, уже из-под них появляются тонкие, изысканные лики, замысловатые узоры одежд, созданные мастером XVI-XVIII века в дивном цветовом колорите.
На выставке представлено много икон Богоматери и Николая Чудотворца – почему?
Это объясняется скорее не моим пристрастиям к данным сюжетам, а их распространенностью. На выставке несколько икон, посвященных Николаю Чудотворцу, и все они разные. Два мои любимые и достаточно сложные в работе памятника – выносные иконы Николая Чудотворца и Богоматери из Череповецкого и Тотемского музейных объединений. Они очень интересны и самобытны, очень отличаются друг от друга. Если икона Николая Чудотворца из Череповца – произведение высокопрофессионального художника в византийских традициях, то Николай Чудотворец из Тотьмы – икона работы местного художника, использовавшего краски местного производства. Обе иконы настолько ценны и уникальны, что после открытия авторского слоя ничего не хотелось привносить извне, поэтому в местах утраты авторской живописи не нанесен реставрационный грунт, как это делается обычно. Есть на выставке большая икона XVI века из Устюжны «Святой Николай в житии» с 20 житийными сценами и другая устюженская икона «Николай Чудотворец с клеймами» – прекрасная миниатюра, похожая на подобные работы вологодских мастеров XVIII века. Интересно, что в более старых иконах еще сохраняется византийская традиция изображения Николая Чудотворца как ученого мужа, книжника, философа, а в более поздних он превращается в доброго старца.
Работа реставратора во многом творческая. Есть памятники, на которых не один слой записи, и ты должен решить, до какого слоя раскрыть икону. Если по материальным признакам можно определить, что доска старая, XVI века, слоев много, то сначала делается рентген, после которого выясняется, есть ли здесь авторская живопись и какая она. Для того чтобы решить, как работать с иконой, делается химический анализ грунта и левкаса, нанесенного под роспись, анализ красочного слоя, рентгенограмма. На протяжении всей работы проводятся реставрационные советы, где коллегиально решается, каким будет следующий шаг. Таким образом, работа реставратора – это постоянное открытие, сопряженное с творчеством и научным трудом.
Расскажите о своей работе художника по текстилю.
До 1995 года существовал «Художественный фонд» – организация, которая работала на зрителя, на потребителя. Проводилась определенная политика: предприятиям, организациям, образовательным учреждениям выделялись средства, на которые художникам заказывалась разработка интерьеров и изготовление высокохудожественных произведений, которые их наполняли. Таким образом, художники имели возможность напрямую участвовать в воспитании восприятия художественных произведений, начиная с детских садов. Я как раз занималась гобеленом и батиком. Техника батика тогда была для Вологды совершенно новой, и я с удовольствием делилась опытом с желающими. Сейчас я даже не могу сказать точно, какова судьба многих моих работ того времени – так широко они разошлись по области. Знаю, что мои гобелены должны быть в доме отдыха в Красавино, занавеси в технике батика в Доме культуры в поселке Можайское. Гобелен, посвященный Батюшкову, хранится в Череповецком музейном объединении. В фондах Вологодского музея-заповедника есть серия моих батиков «Легенды и сказания Вологды» и серия батиков, посвященных народной культуре, которая всегда меня интересовала.
В чем особенности занятия гобеленом и батиком?
Батик позволяет очень быстро реализовать свой замысел, воплотить его материально. Гобелен – искусство очень трудоемкое, но очень интересное. Это техника, которая требует много времени, сил и материальных затрат. Но и результат впечатляющий.
Хотелось бы этим снова заниматься?
Хотелось бы, но мне уже не осилить физически эту работу, она очень трудоемка. У меня в мастерской был огромный станок, на котором я ткала гобелены, и я только недавно с ним рассталась. Но я с удовольствием бы стала делать эскизы и картон, на который наносится рисунок будущего гобелена в цвете со всеми нюансами. Он ставится за нитями, в соответствии с ним и создается гобелен – шерстяные нити, предварительно выкрашенные в необходимых цвето-тоновых соотношениях, вплетаются в нити основы в соответствии с рисунком на картоне. Было бы замечательно, если бы вновь появились заказы на подобные работы.
На открытии выставки отмечалось, что все ваши три выставки в стенах Вологодской областной картинной галереи – нынешняя и две предыдущие – каждый раз показывают разные грани вашего творчества.
На открывшейся выставке показаны мои работы за последние десять лет, они в полной мере отражают спектр моих интересов за эти годы – реставрация и то, что я люблю, – архитектура, природа, цветы. До этого интересовало и волновало что-то другое. На первой выставке были гобелены и батики, черно-белая графика. Моя вторая выставка, где в основном были представлены графические работы в угле и карандаше, создавалась в тяжелые, переломные годы для культуры, да и для всей страны. Иногда подступало отчаяние, не было уверенности в будущем. Поэтому работы на той выставке отражали мою гражданскую позицию, они были посвящены тяжелым раздумьям о судьбах культуры, страны, о судьбе женщины. Но все как-то устоялось, жизнь наладилась, и наступил новый период в творчестве. Акварель у меня всегда под рукой – в реставрации она используется для тонирования утрат, и я обратилась именно к этому материалу, начав писать природу, ее вечную красоту. Все мы в этом прекрасном мире лишь гости, а природа вечна. Над своими пейзажами я работаю на пленэре, где только и происходит настоящее взаимопроникновение с натурой, а букеты пишу в мастерской.
Вы часто изображаете некие переходные состояния природы – почему?
Мне очень близко мировоззрение художников Серебряного века, особенно Врубеля. Мне очень нравится, как они передают состояние интимной тревоги, волнения. Я не пытаюсь им подражать, но по духу они мне очень близки.
На следующей выставке вы, возможно, тоже предстанете в новом творческом амплуа?
Человек должен меняться, чтобы быть интересным. Время меняется, и мы вместе с ним. Отдыхать не хочется. Пока есть желание работать – надо работать. Я думаю, что еще немного, и я перейду к монументальным работам, которые мне очень нравятся. Возможно, это будут занавеси или большое панно в технике батика. Что касается реставрации, в нашем деле тоже постоянно появляется что-то новое – новые препараты, технологии, методики. Осваивать это новое интересно, значит, интересно работать.
А есть возможность в наших условиях заниматься монументальными работами?
Есть или нет, думаю, я просто их буду делать для себя. Я всегда занимаюсь творчеством для себя, не на продажу. По-видимому, я так свободна в творческом выражении, потому что не завишу от взгляда покупателей. Если купят – хорошо, а ограничивать себя рамками, подстраиваясь под чужой вкус, – это не мое.
А есть у вас какой-то единый поход к художественному творчеству?
Я считаю, что, во-первых, художник должен постоянно работать над собой – читать, посещать филармонию, театры, не замыкаться только в личном творчестве. Во-вторых, в работах открывается характер художника, его помыслы, поэтому надо сохранять их чистоту, не допускать в свои мысли и дела ничего плохого. И третье – надо постоянно меняться – менять форматы, используемые техники, сюжеты, пробовать себя во всем.
Ольга Реброва
