21 апреля юбилей отмечает Элла Андреевна Кириллова – человек, без которого невозможно представить культурную жизнь Вологды. Музыковед, культуролог, журналист, педагог, лектор, краевед – перечислять сферы деятельности, в которых заслуженный работник культуры Кириллова успешно реализовала себя, можно бесконечно. Элла Андреевна – автор нескольких книг и множества очерков и статей по музыкальному краеведению, материалы которых поистине бесценны: «Очерки музыкальной жизни», «Вологда музыкальная. Век ХХ», «Вологодский музыкальный колледж», «Легенды вологодского балета»… И сейчас, в свои 80, она занята новой работой, готовя к изданию очередную книгу, посвященную традициям русской православной музыки в нашем крае.

Почти 10 лет Элла Кириллова сотрудничала с Вологодским областным информационно-аналитическим центром культуры – именно ее глазами читатели cultinfo.ru видели самые интересные музыкальные события, происходящие в Вологде и области. В канун юбилея мы вновь беседуем с Эллой Андреевной, пытаясь в двухчасовое интервью вместить все то, чем была наполнена ее жизнь – и, конечно, не успевая поговорить почти ни о чем…

Элла Андреевна, если вспомнить начало пути, детство – можно сказать, почему музыка выбрала вас (или вы выбрали музыку)?

На самом деле, ответ мой прозвучит прозаично. Возвращаясь с войны, отец привез трофейный или наградной мотоцикл. А поскольку вернулись они – офицеры, солдаты-победители – такими бесстрашными, лихими, то мама, боясь за отца, убедила его продать этот мотоцикл. На вырученные деньги – уже по моей просьбе (а родители почему-то всегда меня слушались, даже когда я ложилась на асфальт, требуя, например, пятую порцию мороженого) – было куплено пианино: старый немецкий инструмент с медными подсвечниками. И тут уже мама проявила характер, сказав, что раз купили – изволь заниматься.

Кем были ваши родители?

Папа был юристом. Родом он из Архангельской глубинки. С 16 лет занимался беспризорниками, работал в системе правоохранительных органов. Прошел три войны: сначала с конниками ушел на финскую, Великую Отечественную закончил в Берлине (сохранились его фотографии у Бранденбургских ворот), затем его перебросили на Дальний Восток… Вернулся в 1947-м, в 1949 окончил юридический факультет Ленинградского университета – а в 1950-м его уже не стало. Я думаю, твердость характера, упорство – этот северный стержень – у меня от отца. Хотя мама тоже была умница, трудолюбивая, работящая. Она всю жизнь работала бухгалтером и после смерти отца поднимала нас с сестрой одна. Жили скромно, к роскоши не привыкли.

…итак, вам купили инструмент и велели заниматься.

Мы тогда жили во флигеле дома на Пушкинской, напротив нынешней филармонии (сейчас его уже нет) – не знаю, как наши соседи по деревянному дому, где слышен каждый чих, выносили мои многочасовые упражнения, все эти гаммы, этюды… Я была не очень усидчива и каких-то больших успехов на исполнительском поприще не достигла. К тому же я очень боялась сцены. Даже потом, уже выступая с лекциями в той же филармонии, перед началом всегда мечтала, чтобы мероприятие по какой-то причине сорвалось (улыбается). Однако после окончания семи классов школы мама настояла, чтобы я шла в музыкальное училище получать профессию. Там я закончила фортепианное отделение (класс Ю.Е.Иллютовича) - и благословляю судьбу за такое образование: оно стало очень хорошей базой для будущего. Одновременно я закончила вечернюю школу (тогда она называлась школой рабочей молодежи) с серебряной медалью, что дало мне право без экзаменов поступить в Ленинградский университет. И заканчивая училище, я параллельно училась на филфаке ЛГУ. Какие там педагоги, какая школа! А сама атмосфера Ленинграда… В сессию у меня иногда было по 18 экзаменов. Но это того стоило: сочетание музыкального и филологического образования очень помогло мне в жизни.

После окончания училища вы некоторое время работали в Великом Устюге…

Да, я поехала в Устюг по распределению и работала там три года. Преподавала фортепиано и музлитературу в ДМШ и на вечерних курсах для взрослых. Именно там, в городском Доме культуры впервые выступила с публичной лекцией о музыке. И даже в военкомате читала что-то о моральном облике молодого советского человека (улыбается).

Потом вернулась в Вологду, 12 лет работала в Вологодском музыкально-педагогическом училище (оно было открыто в 1947 году и готовило учителей пения) преподавателем фортепиано, музыкальной литературы и заведующей учебной частью. На общественных началах вела уроки в народной музыкальной школе, выступала на концертах городской народной филармонии, читала лекции. Там меня «подсмотрели» представители Вологодской государственной филармонии и пригласили к себе. Сотрудничество с филармонией продолжалось около тридцати лет. Педагогический же мой стаж насчитывает 50 лет – это наиважнейший сегмент и главный смысл всей моей трудовой деятельности. Из музпедучилища я ушла в музыкальное училище, вела музыкальную литературу и шесть лет заведовала теоретическим отделением. Преподавала в основном на народном и оркестровом отделениях – в общем, у «мужского населения», что тоже помогло выработке бойцовских качеств моего характера. В некоторых аудиториях педагог выступает в роли тореадора с красным полотнищем, ежедневно вступающего в бой, где ему нужно победить инерцию, скепсис, лень своих подопечных. Знаю, что они говорили, что с Кирилловой лучше не связываться – проще выучить. Сейчас среди этих ребят, уже ставших взрослыми мужчинами, у меня много хороших друзей, которые звонят, приезжают, на которых всегда можно положиться. Педагоги все-таки счастливые люди. Многие «мои» ребята стали видными музыкантами. Валерий Голиков играет в оркестре под управлением Спивакова, Коля Шевнин – в ансамбле Бутмана, есть музыкант оркестра Большого театра, дирижеры военных оркестров…

Когда и как вы стали собирать краеведческий материал?

Все началось в начале 1960-х с моего очерка, посвященного Ананию Васильевичу Бадаеву – известному актеру, режиссеру, общественному деятелю, основателю вологодского кукольного театра (его именем теперь названа номинация ежегодной актерской премии, вручаемой вологодским отделением СТД – прим. авт.). Личность этого человека меня чрезвычайно заинтересовала. Я много говорила с ним (он тогда уже почти не выходил из дому), с его женой (у меня хранятся эти записи, где Бадаев рассказывает о своей родословной, о юности, о своем участии в Первой мировой, когда он стал жертвой газовой атаки немцев, и т.д.); собирала информацию в местах, где он работал – в Грязовце, в Вологодском ТЮЗе, в ДКЖ, – и потом пришла на радио с предложением сделать передачу, посвященную Бадаеву. Таким был первый исследовательский опыт. Потом я занялась историей грязовецких музыкантов начала ХХ века… И так пошло, пошло… Теперь уже трудно подсчитать количество подготовленных мною очерков и публикаций. Фактически в них отражена вся панорама музыкальной жизни Вологодчины в ХХ веке.

Долгое время вы были автором и ведущей цикла программ, посвященных музыкальной жизни Вологды на областном радио.

«Вологда музыкальная» – достойный проект, которым можно гордиться. Ко мне и сейчас нередко подходят незнакомые люди, говоря, что слышали многие передачи и что они им очень нравились. Одна женщина рассказывала, как ездила в путешествие по Европе на машине и вместо радио всю дорогу слушала записи моих передач. По этому циклу, кстати, можно наблюдать, как ситуация в стране влияла на подачу материала журналистами и ведущими. Когда все только начиналось (70-е годы), мы, дети своего времени, были более сдержанны, более скованны. Помню, что нельзя было упоминать название ж/д станций, воинских частей, имена эмигрировавших музыкантов… С перестройкой началось раскрепощение. Мы стали свободнее выражать свое мнение, давать оценку, шутить – это нравилось радиослушателям.

Вообще, быть музыкальным журналистом – редкий дар. Эта ниша в Вологде почти никем не занята. Потому что возникает трудность: музыканты не всегда умеют хорошо писать, а журналисты разбираются в музыке на уровне «понравилось / не понравилось»…

На самом деле в этой профессии много сложностей. О сфере культуры, музыкальной среде писать трудно еще потому, что нет никаких «весов», на которые можно было бы «положить» сыгранный концерт и получить однозначный ответ – хорошо это или плохо. Оценка здесь больше эмоциональная, чем рациональная. И потому всегда есть риск быть субъективным. Я читала многие немецкие рецензии на концерты – они гонят такую «волну» всякой словесной «красоты», эпитетов, сравнений, что оценка тонет в них. Я стараюсь быть лаконичнее, писать по делу. На недостатки указывать осторожно – ведь музыканты ранимый народ, их очень легко обидеть.

Элла Андреевна, а что вы все-таки считаете главным делом своей жизни?

Главное, над чем я работала с 19 лет – то есть больше 60 лет – это музыкальное просвещение. Вся моя работа, лекции, преподавательская деятельность, публикации, передачи на радио были направлены именно на то, чтобы как можно большее количество людей познакомилось с той богатейшей частью культурного наследия, которая называется классической музыкой. Нынешний ректор ВоГУ Леонид Соколов однажды сказал мне при встрече, что вырос на моих лекциях. В том же признался еще один офицер ФСБ большого чина. Да и многие люди, знакомые и незнакомые, вспоминают – кто-то слушал мои лекции, кто-то передачи, кто-то читал статьи… Жаль, что сейчас традиции массового музыкального просвещения постепенно утрачиваются. Это же огромный культурный пласт, создававшийся веками – и он-то точно не потерял в цене от того, что нынешнее поколение с ним не знакомо. В проигрыше как раз те, кто не знакомы. Я всю жизнь старалась именно просвещать – до сих пор не могу от этого отвыкнуть; даже когда на мобильнике у кого-то слышу классику, подхожу и спрашиваю: «А вы знаете, что у вас на звонке соль-минорная симфония Моцарта?..» (улыбается).

Елена Легчанова