Сегодня Театр для детей и молодежи ждет зрителей на премьеру комедии «Двенадцать стульев». Инсценировку знаменитого одноименного романа Ильфа и Петрова написал Николай Коляда, а ставит спектакль на сцене вологодского ТЮЗа режиссер из Санкт-Петербурга Евгений Зимин. В его послужном списке – работа главным режиссером Екатеринбургского театра юного зрителя, в санкт-петербургском «Театре поколений», Государственной филармонии Санкт-Петербурга для детей и юношества. В целом Зимин поставил более 50 спектаклей в разных российских театрах. С Борисом Гранатовым, художественным руководителем Театра для детей и молодежи, они знакомы давно – оба являются участниками лаборатории режиссеров театров для детей и молодежи под руководством Адольфа Шапиро. Накануне премьеры, сразу после генеральной репетиции, режиссер ответил на вопросы cultinfo.ru.
Евгений Юрьевич, у романа «Двенадцать стульев» большой кинематографический и театральный шлейф – вам, как режиссеру, он не мешает?
Не мешает, но, безусловно, создает контекст, с которым я должен вступать в диалог. Это активизирует фантазию и мобилизует. За известный материал вообще нельзя браться, если ты не сделал какое-то свое открытие в этом материале, и энергия радости этого открытия и является двигателем творческого процесса. Для меня ключом ко всей этой истории стало то, на что раньше я почему-то не обращал внимания: по книге Воробьянинову 52 года, а Бендеру – 27. А на дворе 1927 год. И вдруг я понял, что они – люди не только разных поколений, но и разных эпох. У них вообще ничего общего быть не может! Но они оказываются вынуждены тесно взаимодействовать, и это закономерно приводит к полному краху.
Это открытие явилось толчком к развитию замысла, а потом, изучая литературу, я узнал, что изначально Ильф и Петров затевали этот роман именно про Воробьянинова. Бендер был второстепенным персонажем, но постепенно, по мере развития истории, он независимо от воли авторов вышел на первый план и превратился в одного из главных героев. И мне захотелось проанализировать в спектакле именно историю Воробьянинова. Остап – это человек-фейерверк, он по-своему обаятелен и может всё, что угодно: играть на чужих слабостях, обманывать, воровать, играть на пианино... А предводитель дворянства – он просто человек, ничем не примечательный. И я себя внутренне ассоциирую именно с Воробьяниновым.
В спектакле мне хочется проанализировать историю той мутации, которая происходит с обычным человеком в необычных обстоятельствах. Вот он жил воспоминаниями о том, кем он был раньше, делил кров с тещей, которая его раздражает, работал в своем загсе. Но как только он погнался за сокровищами, ему пришлось окунуться с головой в современную действительность, которая ему глубоко чужда. В результате он дошел и до нищенства, и до убийства, полностью от себя отказался – и в итоге остался ни с чем. Я бы хотел, чтобы зритель сочувствовал и сопереживал Воробьянинову. Бендер – веселый и ловкий мошенник, он наблюдателен, остроумен. Но когда дело доходит до рукоприкладства, до унижения им своего компаньона, понимаешь, что все не так просто – этот человек опасен.
Как происходило распределение ролей в незнакомой труппе?
Это был достаточно длительный процесс. Я посмотрел много спектаклей в Театре для детей и молодежи. Потом актеры читали пьесу – фрагментами, а не по ролям, как это обычно делается. Для меня принципиально было понять, как они чувствуют материал, какие роли каждому из них подходят. В спектакле занята вся труппа, и всё равно получается, что почти каждый играет по несколько ролей.
Многофигурные спектакли – это, можно сказать, фирменный почерк вологодского ТЮЗа и Бориса Гранатова как режиссера. Для вас это тоже привычно, или вы обычно работаете по-другому?
Я ставил всякие спектакли – и камерные, и масштабные. В данном случае масштабность диктуется самим материалом: Воробьянинова необходимо было погрузить в общество, а для этого нужно много людей. В свое время было сказано, что «Евгений Онегин» – это энциклопедия русской жизни, так вот «Двенадцать стульев» – это тоже энциклопедия русской жизни, но сто лет спустя. Определенные правила игры диктует и большая сцена.
Художник-постановщик следовал вашему замыслу или воплощал свое понимание этой истории?
С художником Кириллом Пискуновым мы сотрудничаем давно, выпустили много разных спектаклей. У нас в копилке есть, например, «Женитьба Фигаро» – это крупная форма, а есть «Пять вечеров» – это камерный формат. И процесс «сочинения» декораций – это именно процесс, творческий акт. В данном случае идея родилась из последней строчки романа: «Сокровище осталось, оно было сохранено и даже увеличилось. Его можно было потрогать руками, но его нельзя было унести». И появилась мысль о том, что здание клуба должно быть в виде стула. Этот клуб-стул должен соответствовать стилистике конструктивизма, быть многофункциональным, «играть» вместе с актерами. Потом появились суперзанавесы с плакатами той эпохи, которые двигаются и вертикально, и горизонтально.
Музыка, звучащая в спектакле, написана специально для него – расскажите об этом.
Это авторская музыка, и для меня этот момент был принципиален. Мы не могли взять что-то готовое, так как это в любом случае был бы риск угодить в какую-нибудь нишу, уже занятую. Возьмем музыку Гладкова – встанем в ряд с его мюзиклом, возьмем музыку эпохи – опять будем с кем-то пересекаться. Конечно, какие-то музыкальные темы 20-х годов мы использовали, но в целом музыка написана Василием Тонковидовым специально для этого спектакля.
Жанр спектакля определен как комедия-фельетон, а фельетон – это сатира. Над чем смеетесь?
Я вам больше скажу: фельетон – это короткий скетч. А наш «фельетон» – на три с половиной часа, и в этом тоже есть определенная ирония. А смеемся мы прежде всего над собой… Кто из нас не купится, если ему предложить сокровища?.. Воробьянинова жалко, но он смешон. И мы также можем быть смешны в погоне за призрачным желанием вернуть прошлое. Надо изменяться, не изменяя себе, надо двигаться вперед, при этом не опускаясь вниз... Беда Воробьянинова в том, что он пытается догнать былое свое прошлое и реализовать его в этом настоящем – это невозможно, но принять это тяжело.
Светлана Гришина
