Александр и Кирилл Зваричи: «В сохранении традиций главное – ощущение причастности»

Чем так привлек вас гончарный промысел, что вы сделали это своей профессией?

Александр: Все началось в незапамятном 1999 году, когда в моей жизни многое менялось. На любительском уровне увлекался графикой, музыкой. Однако не это определило дальнейший жизненный путь – как раз тогда я встретился с гончаром Сергеем Лопатенко. Увидел, как мастер работает с этим удивительным материалом – глиной. Меня привлекло то, что она дает тебе массу возможностей быть свободным – и в то же время дисциплинирует. Гончар глину не просто использует – он с ней взаимодействует: от мастера зависит, какую энергию вложить в этот материал, а от самого материала – возможности его обработки.

Мне повезло, что моим учителем стал именно Лопатенко. Он подходил к делу профессионально, глубоко, гончарство для него было своего рода философией, а не просто ремеслом. Главное, что я перенял от него – ощущение себя в глубине традиций, заложенных много веков назад.

Вы, как и Лопатенко, работаете в традициях ёрговской керамики?

Александр: Сергей Лопатенко, восстанавливая этот промысел, шел через него по своему творческому пути. И я, хотя и учился у него, не привязан к этому промыслу настолько, насколько он. Позднее я работал в Центре традиционной народной культуры в Хохлово – у них собрана богатая коллекция традиционной керамики, которая охватывает и Белозерский, и Устюженский, и Кирилловский, и Кадуйский, и Череповецкий районы. Так что у меня сложился достаточно широкий взгляд на гончарные промыслы Вологодского края, и мне сложно называть себя мастером именно ёрговской керамики. Вообще вся северная керамика очень похожа – это общие формы, пластика, эстетика, назначение. Другое дело, что в разных местах бытовали разные технологии – в Ёрге, например, изделие изготовлялось методом кольцевого налепа, когда предмет на круге набирался отдельными скалками и строился как своего рода архитектурная форма. Сегодня это технология не так актуальна, как раньше – гончары пользуются ею в основном для создания больших интерьерных предметов.

То есть современный мастер в рамках традиции свободен?

Александр: Если говорить о гончарах, то каждый сам выбирает для себя направление, к которому он более склонен – это либо авторское творчество, либо работа в традиции, – но четкую границу между ними провести бывает трудно. Выезжая на фестивали и ярмарки, изучая информацию в интернете, мы видим широту возможностей других мастеров. И потом, работая и решая свои собственные творческие задачи, мы уже не можем от этого абстрагироваться – так или иначе это в нас отзовется.

Что касается традиции, то я бы с удовольствием делал многие предметы, которыми раньше был наполнен крестьянский дом и которые сегодня не так востребованы. Но мы живем в современном мире и ориентируемся на современного потребителя. Поэтому пытаемся через старые формы выйти на переосмысленный ряд предметов, которые будут интересны сегодняшней публике, сопрячь традицию и современность. Традиция живет именно тогда, когда переносится в сегодняшний день и утверждается в нем, пройдя через сердце и руки новых поколений мастеров.

Кстати, о востребованности гончарных изделий. Раньше без них в быту было не обойтись, и мастера везли их на ярмарки возами. А сейчас это вещь совершенно необязательная. Да, керамику используют для украшения интерьера, гурманы готовят в керамической посуде изысканные блюда, но всё равно спрос изменился полностью. Как это влияет на то, что вы делаете?

Кирилл: С такой постановкой вопроса можно поспорить. Не скажу за всех, но то, что делаем мы, пользуется спросом, и немалым – после сезона ярмарок и фестивалей у нас не остается ничего. И пользоваться нашей посудой – не удел гурманов: все видят, как это практично, красиво и вкусно. А на ярмарки мы тоже выезжаем пусть не с возом, но с целой машиной.

Александр: При современном разнообразии материалов люди могут выбрать в любой торговой сети все что угодно – пластик, стекло, металл и ту же самую керамику – литьевую, которая производится на промышленных предприятиях. Небольшая художественная мастерская, конечно, не может глобально поменять рынок. Но посуда, изготовленная мастером вручную, несет в себе особую энергетику, которая и привлекает людей. Мы, кстати, никогда не отдаем продукцию в чужие руки – не хотим, чтобы кто-то другой ее распространял. Потому что когда едешь торговать на ярмарку, не только вещи везешь – везешь и историю о них, и включение в эту историю людей, которые проходят мимо твоего торгового места, тоже очень важно. Это ведь не как в магазине: сколько стоит – заверните – до свидания. Здесь мы вступаем в своеобразный обмен: люди подходят – кто с любопытством, кто с вопросом – и мы с каждым разговариваем.

Кирилл: Тут нужен особый талант так преподнести эту посуду, чтобы ее захотелось взять в руки – говорят даже, что на ощупь она теплая. А зачастую бывает так: человек шел мимо, ничего покупать не собирался, но в итоге купил – просто не смог из рук выпустить. В этом деле главная наша помощница – моя мама Виталия: на ярмарке она торгует в русском костюме, каждого приветливо встретит, расскажет не только о посуде, но и поделится рецептом.

Вы делаете только посуду или еще что-то?

Александр: Мне часто задают вопросы на эту тему. Да, у меня есть еще один «вектор развития» – керамические музыкальные инструменты. Но это факультативное занятие, скорее для души. Посуда – самая «очевидная» гончарная продукция, и не удивительно, что начинают все именно с нее. Но стоит погрузиться в эту тему, как почувствуешь, насколько она необъятна. Совершенствуясь в технологии, мы постоянно расширяем и ассортиментный ряд – одних тарелок можно сделать до 10-15 разных видов. Поэтому серьезно заниматься чем-то помимо посуды просто некогда. Хотя музыкальные инструменты мы всё-таки делаем – свистульки и окари́ны заказывают и покупают фольклорные коллективы.

Замыслов самых разных, конечно, масса. Хочется поработать с плоскостными вещами, поэкспериментировать с глазурями. Открытий много на этом пути – он бесконечен. Керамика – уникальный материал, который позволяет, почти никуда не отклоняясь, постоянно двигаться дальше – и горизонт всё время отодвигается.

В какой момент сын заинтересовался отцовским ремеслом?

Кирилл: В детстве – постоянно наблюдая, как это делается. Когда стал постарше, от меня была и помощь – конечно, чисто механическая. В Вологодском техническом университете получил специальность инженера КИПиА (контрольно-измерительные приборы и автоматизация – ред.) . А когда отслужил в армии и поработал на заводе, взглянул на гончарство уже по-новому – захотелось иметь в руках такую профессию, которая позволяет делать что-то самому от начала и до конца. И постепенно начал с головой уходить в это ремесло. Повезло и в том, что пригодились полученные в университете знания и опыт работы на производстве: управление теми же печами для обжига требует определенной квалификации.

Какими инструментами пользуются современные мастера?

Александр: Инструментов для гончара сейчас очень много – специализированные магазины предлагают такой набор, что глаза разбегаются. Но есть главный минимум, который мы для себя определили. Помимо электрического круга это тряпочка – в ёрговском промысле ее называют «мокруша» – ею мы работаем, поднимая предмет на круге. Вторая необходимая вещь – деревянный ножик клепи́к, заменяющий собой многие другие инструменты. Затем нужны срезки – раньше это были льняные ниточки, а теперь леска или тонкая проволока, чтобы срезать основание готового изделия с круга. Специальными стеками – петельками – протачиваем донышко предмета с обратной стороны.

Вообще изменение ситуации в технологии диктует в промысле очень многое – какие-то операции облегчаются и упрощаются, а что-то наоборот начинает требовать основательных знаний. Взять современные печи для обжига – чтобы работать с ними, надо по большому счету владеть не одной профессией: уметь их смонтировать, подобрать специальную программу для каждого конкретного случая, отремонтировать в случае необходимости. Конечно, есть и другие технологии обжига – в газовой печи, в дровяной. Но мы должны найти идеальное решение для тех условий, в которых мы работаем. В деревне можно было бы сделать на улице двухкубовую печь и пробовать дровяной обжиг – в городе это нереально. Могут сказать: какая, мол, это традиция, если вы не на дровах обжигаете? Но дело не в этом. Ведь главное – создать необходимую температурную среду, а для этого есть множество способов.

Кирилл: И какой смысл делать шаг назад, если открылись новые возможности в плане технологии? А если говорить о стабильном качестве продукции, то электрические печи надежнее – брака при обжиге практически нет.

А где вы берете материал?

Кирилл: Сами копаем в определенных местах – там, где издревле брали глину гончары. Загружаем в мешки, привозим в мастерскую, и там запускается процесс обработки. Прежде чем попасть на круг, эта глина проходит целую жизнь. Сначала высушивается, потом размачивается, затем пропускается через специальное сито – необходимо удалить все корешки и камушки, иначе предмет может деформироваться в процессе вытягивания на круге или дать трещину при обжиге. Пропущенная через сито глина отстаивается и только после этого она готова к использованию.

Александр: И на каждом этапе работа должна быть выполнена идеально – только тогда мы можем отвечать за результат. На мастер-классах мы сначала проводим людей в ту комнату, где у нас готовится глина, чтобы они поняли: поставить глину на круг и сделать из нее горшок или кувшин – это не самое трудное в работе гончара. Наоборот, владея ремеслом, от работы на круге испытываешь только удовольствие. Здесь гончар – творец, он получает большой эмоциональный заряд от своего труда, а другие этапы – подготовка глины и обработка готового изделия – это кропотливая ремесленная работа.

Кстати о мастер-классах: они проводятся у вас часто, пользуются спросом, и у людей на фотографиях такие просветленные лица! Что так радует человека, впервые севшего за гончарный круг?

Александр: Тут получается интересная вещь. Вроде как время ручного труда ушло, но мы вступили в эпоху, когда умение работать руками вновь становится востребованным. И мастер-классы нацелены на то, чтобы популяризировать наше ремесло. Не рассчитывая, что к нам придет много учеников и все они станут гончарами – нет, этого не будет. Люди, живя в современном мире, найдут другие возможности и для самовыражения, и для заработка. Но наши мастер-классы – это шанс раскрыть себя с творческой стороны, ведь в обыденной своей жизни человек, как правило, этого лишен. Может, после этого он заинтересуется живописью, а может, музыкой – кто знает.

Кирилл: Люди, впервые приходя к нам на мастер-класс, имеют свое представление о гончарстве и в большинстве случаев думают, что всё это очень просто. Поэтому, когда рассказываешь, какой это долгий и трудоемкий процесс, они очень удивляются.

Каким вы видите будущее гончарного промысла?

Александр: Вообще промысел как таковой – это большая общность людей, занятых одним делом, от которого в буквальном смысле зависит их выживание. Вот как, к примеру, раньше был рыболовный промысел у поморов – если они не будут рыбу добывать, они умрут с голоду. Сейчас если я гончарку брошу, я найду другую работу – и выбор есть. А тогда его не было, по сути. Если раньше в семье гончара или плотника спросить парня: «Кем ты будешь?» – то скорее всего ответ был бы следующим: «Кто отец, тем и я буду». Теперь заинтересовать молодого человека ремеслом очень трудно. То, что Кирилла, моего единственного сына, это зацепило – совершенно удивительно…

Можно ли то состояние, в котором традиционные ремесла пребывают сейчас, назвать большим объемным словом «промысел», не знаю – на мой взгляд, сегодня это приняло несколько другую форму. В Вологодской области и в соседних с нею регионах сегодня наберется всего человек 25, которые считают гончарство своей профессией. Но вокруг каждого из этих мастеров собирается большое количество людей – их почитателей, покупателей, просто интересующихся. Если все такие людские общности объединить в одну, получится очень много, и в эту «воронку» затягиваются всё новые люди. Да, когда-то в той же Ёрге было сто с лишним дворов гончаров – но вряд ли такая Ёрга появится снова. Однако это надо вспоминать с ощущением причастности, и тогда всё становится на свои места.