«Плотницкие» прототипы: к юбилею повести Василия Белова

В 55-летний юбилейный год повести В. И. Белова «Плотницкие рассказы» рассказываем о том, какие беловские земляки стали прототипами произведения, оборачиваясь на слова писателя из интервью 1983 года: «Должен сказать, что Олеша – собирательный образ. Многие почему-то забывают, что имеют дело с художественным произведением… В нем соединились черты нескольких дорогих мне стариков, с которыми в разное время вели мы задушевные беседы. Не все они были даже моими односельчанами, некоторые жили в соседних деревнях. Плотничая, я вспоминал те премудрости, которыми делились когда-то со мной старые плотники…, отсюда и возник сюжет повести».

Итак, история создания «Плотницких рассказов» тесно связана с двумя вологодскими районами – Харовским и Вожегодским – и двумя деревнями Тимонихой и Коргозеро. В этих местах Василий Белов собирал материал, плотно общался с коренными крепкими крестьянами, «привыкал к деревенскому юмору». В деревне Коргозеро неоднократно бывал в конце 1960-х – начале 1970-х. В 1967 году приезжал плотничать, апо вечерам после работы уединялся в избе и писал повесть. Именно в той деревне он определился с именами главных героев – Олёшей и Авениром – имена реальных деревенских мужчин поколения начала 1900-х, с которыми Василий Иванович общался. А некоторые черты «дорогих стариков» прозаик прозаик добавил, взяв с тимониховских старожил. Обо всем подробно рассказывает апрельский номер журнала «Север» в статье «Плотницкие» прототипы».

Беловские «Плотницкие рассказы»

Книга была подписана в печать в конце 1968 года в Северо-Западном книжном издательстве Архангельска. В 1969 году ее читала уже вся советская страна.

Примечательно, что в том далеком году в СССР уже всем была знакома фамилия нашего земляка: до этой повести в начале 1966-го вышла в свет нашумевшая повесть «Привычное дело» в журнале «Север», которую сразу приняли все. «Студенты, школьники, старики, – вспоминал через полтора десятка лет после выхода повести Фёдор Абрамов, – все бегали по библиотекам, по читальням, все охотились за номером малоизвестного дотоле журнала “Север” с повестью ещё менее известного автора, а раздобыв, читали в очередь, а то и скопом, днём, ночью – без передыху. А сколько было разговоров, восторгов в те месяцы! Покойный Георгий Георгиевич Радов[1], встретив меня в Малеевке, в писательском доме, о чём вострубил первым делом? “Старик, в России новый классик родился!” Было удивительно и другое. “Привычное дело” приняливсе: и “либералы”, и “консерваторы”, и “новаторы”, и “традиционалисты”, и “лирики”, и “физики”, и даже те, кто терпеть не мог деревню ни в литературе, ни в самой жизни».

Восхищенным откликам весь 1966 год не было конца. Не случайно уже в 1967 году Василий Иванович ищет уединения и отправляется на целый месяц в Вожегодский район, деревню Коргозеро – укромный уголок на холмах с круглым озером, окруженным лесами.

Откуда есть пошли герои повести Василия Белова?

Есть несколько свидетельств того, что материал для книги автор собирал в соседних районах Вологодской области – родном Харовском и соседнем Вожегодском, до которого можно было дойти пешком от Тимонихи.

Подтверждением этого факта служат как рассказы посетителей и друзей Музея-квартиры В. И. Белова, так, например, и история деда Васи из известной повести Алексея Варламова «Дом в деревне»: «Жили в Коргозере лишь старики и старухи и никакой связи с миром… Покойный дед Вася рассказывал, не знаю, правда это или нет, что когда-то в Коргозеро приходил из своей недалеко расположенной Тимонихи писатель Василий Белов. Вместе с мужиками он переставлял двор, а заодно записывал за ними плотницкую речь. Но я так ни разу дотуда и не дошел. Слышал, как лают собаки и поворачивал назад. Таинственное очарование было в моем представлении о Коргозере, и это очарование я боялся растерять. Да и земля там была уже не моя, а Василь Иванычева».

Известно из рассказа нашего музейного друга, краеведа Сергея Денисова, что в 1967 году на протяжении целого месяца Василий Иванович гостил в Коргозере. До сих пор живы и здоровы свидетели тех событий.

Во время своего пребывания писатель жил у Авинера Семёновича Мошкова (родившегося в начале 1900-х), строил хлев у многодетного крестьянина Николая Денисова (буквально своего ровесника – 1933 г.р.).

Вспомним, что одного из героев «Плотницких рассказов» звали как раз Авинер, фамилия – Козонков. Так его описывает Белов: «Козонков был сухожильный старик с бойкими глазами; волосы тоже какие-то бойкие, торчали из-под бойкой же шапки, руки у него были белые и с тонкими, совсем не крестьянскими пальчиками».

В произведении Василий Иванович не придумывает имена героям, а берет их из жизни: необычное для моих современников Авине́р или по-другому – Авени́р и привычное имя Алексей – в том ласковом звучании, как было принято в Коргозере, – Олёша.

Авинеров в тех местах было не мало. В глухих деревнях до начала XX века было привычным делом именовать крестьянских детей по святцам. Например, имя Авинер в календаре православных святых упоминается несколько раз в году, а потому имя было достаточно распространенным. По святцам младенца могли назвать Авинером, если он рождался в январе, феврале, октябре или ноябре.

Из интервью с писателем и журналистом Валерием Киселевым (от 30 января 2023): «Имена часто давал священник, по своему усмотрению, а часто и по настроению. Как рассказывала мне бабушка, если родители ему чем-то не нравились, то такие имена давал, что и не выговорить. Например, в Кумзере был такой батюшка (имя не помню). Такие, например, имена: Акиндин (попросту – Киня), Варсонофий (Ворсуня), Сарапион (Сарапиха), Рафаил (Раха), Апполинарий (Полюха), Флавиан (Флаха), Геннадий (Енаха), Станислав (Стаха), Сивирьян (Сивиря), а еще Алфей, Африкан, Кенсарий. Иногда родители настаивали, чтобы имя было благозвучное. Моды на имена не было. Авинер (попросту Виря) – имя нередкое, у меня дядю так назвали. Своего имени он очень стеснялся. Даже его невеста только на свадьбе от моего отца, его брата, услышала, что его зовут вовсе не Гена, а Авинер».

Причудливые имена были в глухих северных деревнях. Об этом неоднократно писал и рассказывал в интервью сам Василий Иванович и те, кто позже писали о нем и далеких харовских и вожегодских местах. Писатель А. Н. Варламов в повести «Дом в деревне», которую Белов в 2000-м году назвал «превосходной повестью», отмечает: «Имена, надо сказать, здесь встречались удивительные: Флавион, Филофей, Галактион, Текуза, Руфина, Манефа, Адольф, Виссарион, Ян, Ареф, Африкан (до той поры я был уверен, что отчество Ивана Африкановича Белов сочинил, – ничего подобного, в Бекетове автобусника звали Борисом Африкановичем)».

Второго героя в повести зовут Олёша Смолин. Что примечательно: в Коргозере с таким же именем рядом с Авинером Мошковым жил деревенский колхозник Алексей Михайлович Каламов. По словам краеведа С. А. Денисова[2]: «Его в деревне так и называли Алёша (по-местному – Олёша). У него своя семья была, жена и дети». Белов даже ласкательную форму имени заимствует для своей повести.

Биография Алексея Михайловича такова: «рано остался без родителей», «его воспитывал дядя Николай Гаврилович Каламов, которого он кормил до самой смерти». Он «был очень принципиальный, работал счетоводом в колхозе, потом почтальоном. Воевал, участвовал в штурме Рейхстага. Письма писал в «Красный Север», боролся с несправедливостью» (по рассказам С.А. Денисова). Старики, Авинер и Алексей, жили рядом (Ср. – в повести: «У нас и избы рядом стояли, и земли было поровну…»), были одного поколения, второй тоже родился в начале 1900-х – в 1904 году.

В повести описание героя следующее: «Олёша – сухожильный, не поймешь, какого возраста колхозник… Старик похож был на средневекового пирата с рисунка из детской книжки. Горбатый его нос еще во времена моего детства пугал и всегда наводил на нас, ребятишек, панику…

Нос торчал у Смолина не прямо, а в правую сторону, без всякой симметрии разделял два синих, словно апрельская капель, глаза. Седая и черная щетина густо утыкала подбородок. Так и хотелось увидеть в Олешином ухе тяжелую серьгу, а на голове бандитскую шляпу либо платок, повязанный по-флибустьерски.

Сначала Смолин выспросил, когда я приехал, где живу и сколько годов. Потом поинтересовался, какая зарплата и сколько дают отпуск. Я сказал, что отпуск у меня двадцать четыре дня». Последние вопросы как раз в духе счетовода – выдают конкретные житейские интересы человека.

Интересно, что часть описания сходится с внешними чертами самого коргозё́ра Алексея Каламова, у которого, по свидетельствам родственников и его земляков, были голубые глаза, суровая внешность, нос с горбинкой и слегка искривленной переносицей. О том, похож он был на старого пирата, каждый может судить, рассматривая предложенные фотопортреты. Это характеристика все же субъективная – для создания образа героя.

Белов-классик

Не стал бы В. И. Белов классиком, если предельно документально отразил жизнь тех сельских мужиков, с которыми дружил и общался. Художник осмыслил и превратил в текст целый пласт впечатлений, которые бурлили в писательском сознании в те 1960-е, не давая ему покоя.

Судя по коргозерской истории, Авинер Семёнович и Алексей Михайлович были больше именными прототипами: из рассказов их земляков известно, что они особо не ссорились, а Авинер не был бойким, как герой повести. Вероятно, образ постоянно ссорящихся стариков Василий Иванович взял из жизни Тимонихи. И об этом свидетельствует супруга Василия Ивановича Ольга Сергеевна Белова: «Два старика жили в Тимонихе, в разных концах деревни. Один – по фамилии Баро́в, а второй – Корзинкин. Часто они ругались, но при этом не могли жить друг без друга. Любили друг друга. Оба были дореволюционных лет рождения…

Василий Иванович давал сплав всех подсмотренных жизненных сюжетов. Образы слеплены были из ряда разнообразных кусков воспоминаний и впечатлений. Не конкретно о каком-то человеке он писал, хотя местные пытались в героях узнать земляков. Было такое…» (из беседы от 31 января 2023 года).

Вот в «Плотницких рассказах» наблюдается «танец» реальных и образно-сюжетных «частиц». Имена и соседство колхозников в «Плотницких рассказах» подсмотрены в деревне Коргозеро, а жизненный сюжет о вечно ругающихся стариках – в Тимонихе.

Удивительно, но детали реальных жизненных сюжетов и достроенные и вымышленные истории так перепутаны, что не всегда можно уловить их траекторию попадания в повесть. Например, такой факт из реальной жизни Алексея Каламова о том, что он писал письма в «Красный Север», боролся с несправедливостью и сельской бюрократией, попадает в художественный текст, но в «Плотницких рассказах» этой способностью автор наделяет почему-то бойкого Авинера. Читаем в повести слова Олёши, адресованные Авинеру: «Да пиши хоть в Москву, тебе это дело знакомое! Ты вон всю бумагу перевел, все в газетку статьи пишешь. За каждую статью тебе горлонару на чекушку дают, а ты по суседскому делу хоть разок пригласил на эту чекушку? Да ни в жись! Всю дорогу одиндуешь».

В повести В. И. Белов наделяет героев не теми фамилиями, которые были у деревенских коргозер в жизни. Авинер – Козонков, а Олёша – Смолин. Не мог же и в самом деле Белов оставить герою фамилию Мошков, как у коргозёрского колхозника, – не только потому, что выдал бы земляка или невзначай прославил, но ипотому что она бы не подчеркивала «бойкость» главного героя (вспомните, три раза В.И. Белов употребляет слово «бойкий» при описании Авинера). Однако, эту черту характера автор усиливает, наделяя героя понятной для носителей севернорусского диалекта фамилией.

А что значит вологодское слово «козонок»? «Словарь говоров Русского Севера» [3] содержит три значения: 1) Кость, выступающая в изгибах пальцев на руках; фаланга пальца. 2) Игральная кость, бабка. 3) Перен. Поворот, изгиб реки.

Заметим, что эта фамилия действительно бытовала и в Вожегодском, и в Харовском районах. Писатель, историк и журналист Валерий Киселев (родом из Харовского района) рассказал, почему слово «козонок» и сам внутренний его образ легли в основу прозвища и затем фамилии: «Фамилия Козонков произошла от названия игрушки – это косточка от ноги барашка или козочки, маленькая такая. Сбивали эти козонки ребятишки на полу или на полянке какой-нибудь битой. Прозвище возникло – мужичок маленький, как козонок». Народное языковое сознание закрепило образ маленькой косточки за образом приземистого человеком. Фамилии, образованные от названий неодушевленных предметов – по сходству с ним, часто встречаются в русском языке.

Прозвище Козонков восходит к известному диалектному слову, подчеркивает не только похожесть человека на какой-то маленький предмет (косточку животного), но и движение, характер его в игре, саму связь с народной игрой. Кроме того, сам образ козонка (косточки) современного читателя может наводить на ассоциативные связи с некоторыми русскими фразеологическими выражениями: «как кость в горле» (о том, что мешает или досаждает чем-то), «перемывать кости» (сплетничать о ком-нибудь), «пересчитать кости» (избить кого-либо).

И эти связи небезосновательны. Давние ссоры, стычки деревенских стариков вызваны тем, что они друг для друга на этом небольшом деревенском пространстве как кость в горле. В этом состоянии «кость в горле» они так и живут: «Всю жизнь у нас с ним споры идут, а жить друг без дружки не можем. Каждый день проведывает, чуть что – и шумит батогом. С малолетства так дело шло…»

Все русские речевые образы будто суть единого – ругающихся стариков. В «Плотницких рассказах» герои как раз обсуждают прошлое, ругаются, дерутся, поддевают друг друга при встречах – фигурально: играют в козонки, бросая в друг друга слова-палки, «шумя батогом». Игра у них такая всю жизнь идет и не заканчивается. Она их и держит на земле, и крови в жилах не дает застояться, и силы дает, чтоб шутить, песни петь, частушки да бухтины складывать.

Фамилия Смолин, безусловно, связана со словом «смола», а смола имеет такие свойства: вязкость, липкость, способность плавиться при нагревании, при горении – давать коптящее пламя, не прогоркать и не загнивать. Всё описание вещества и его свойств будто в руку и к месту.Его легко преобразовать в метафору, описывающую главного героя повести Олёшу. В разговорах и ссорах он липкий, привязчивый и при этом задиристый: «Я видел, что Олеша Смолин просто разыгрывает Авинера. А тот сердился всерьез и изо всей мочи доказывал, что корова обгулялась, что без молока он, Козонков, вовек не останется». Его нрав – взрывной, внешность – «не поймешь, какого возраста».

Может, не случайно такие ассоциациативные образы, мысли и выражения приходят на ум, когда поближе присматриваешься к фамилиям героев? Может, сознательно этот речевой материал автор «Плотницких рассказов» поднимает, напоминая о тех забытых деревенских словах, именах, речевых жанрах? Чтобы помнили. Чтобы хранили великое русское слово, образ. Чтобы читателю захотелось с душой спеть частушку, «стройно запеть старинную протяжную песню», помня все куплеты. Почему? Да потому, что сам рассказчик Костя Зорин «не мог им подтянуть – не знал ни слова из этой песни…»

Эльвира Трикоз

[1] В 1960-70-е гг был кумиром многих советских журналистов, и одним из любимых авторов «Литературной газеты».

[2] Истории о местных жителях, своих земляках, Сергей Алексеевич начал собирать с 2019-го года. В то время у автора этой статьи с краеведом завязалась переписка.

[3] Словарь говоров Русского Севера. Т.5 : Ка-Коняшка. – Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2011. – с.217.