Наталья Мелёхина: «Все вологодские литераторы – наследники Батюшкова, Рубцова и Белова»

Елена Легчанова

В вологодской литературной среде имя Натальи Мелехиной известно многим давно и не понаслышке. Активный блогер, журналист, литературный обозреватель и рецензент, прозаик. Человек с активной жизненной позицией, грамотный и доброжелательный критик, тонкий и пронзительный новеллист – Наталья во всех своих ипостасях остается верна себе и своим убеждениям. Своими литературными пристрастиями и вкусами, мнением о современной вологодской литературе, авторским взглядом на собственные произведения поделилась Наталья в интервью журналу «Сфера».

Наталья, вы филолог по образованию, много лет работаете журналистом, увлекаетесь литературной критикой и рецензированием. Что пробудило ваше пристальное внимание к современной литературе?

Литературной критикой и рецензированием я занимаюсь с 2005 года. Тогда известная газета «Книжное обозрение» проводила акцию «Читают все». Газета «Премьер», в которой я работаю, согласилась участвовать в этой акции, и специально ради этого была создана колонка книжных рецензий. Я подписала договор-анкету, и каждую неделю мне приходили посылки с книгами, из которых нужно было прорецензировать любую на выбор. Это были прекрасно изданные книги – «Борис Пастернак» Дмитрия Быкова из серии ЖЗЛ, шикарные детские книги Яна Фолкнера из серии про Оливию, а также романы авторов-победителей престижных премий. Книги высылались бесплатно и насовсем; почти все я потом отдала в маленькие районные библиотеки. Я трижды была финалистом акции «Читают все», ездила в Москву, где со всей России собирались рецензенты-журналисты, пишущие про книги. Когда акция закончилась, спрос на рецензии остался, ведь в Вологде больше ни одно еженедельное издание не публиковало на постоянной основе литературных рецензий. В те времена нам регулярно звонили из книжных магазинов с просьбами сообщать, какие книги в ближайшее время будут отрецензированы, так как после выхода газеты с рецензией люди шли в магазины в надежде купить издание, о котором прочитали.

Вы знаете много новых имен, хорошо ориентируетесь в современной литературной ситуации, в том числе вологодской. Можно ли на основе ваших наблюдений выстроить общую картину и попытаться систематизировать то, что сейчас происходит в литературной жизни области?

Это сложно – по нескольким причинам. Потому что мы, во-первых, судим субъективно, во-вторых, видим не всё. Какие-то вещи не замечаем из-за личных предпочтений, каким-то, наоборот, придаем слишком большое значение. Единственное, что ни у кого не вызывает сомнений, – это тот факт, что мы живем в очень интересное время, когда налицо огромный спектр самых разных литературных течений и взглядов, но нет единого стержня, вокруг которого все они группировались бы. Это проявляется и в самом творчестве, и в литературной жизни вне творчества.

А в-третьих, я веду рубрику в неспециализированном периодическом издании и цель у меня – не систематизировать и составить общую картину, а учесть разные читательские вкусы. Для этого я стараюсь, чтобы среди рецензируемых текстов чередовались разные жанры и роды, литература развлекательная и серьезная, художественная и нехудожественная, чтобы разные читатели могли открыть для себя разные книги. В одном номере мы даем рецензию на детектив (к примеру, на книгу Людмилы Зарецкой «Приворот для Золушки»), в другом – на что-то серьезное (к примеру, на сборник Геннадия Сазонова «Марьинские клещи»); в следующий номер берем что-то для детей, потом – поэзию, и так далее. Сейчас рецензии в «Премьере» пишу уже не только я, потому что это сложно – выдавать отзывы на книги в режиме нон-стоп и не перегореть, не утратить интерес к своему делу. Иногда  рецензенту нужна пауза, небольшой отдых.

А ваши личные предпочтения в литературе? Что стоит у вас на книжной полке под рукой?

У меня очень странный вкус. Я читаю много и самого разного. Однажды меня снимал фотограф Михаил Трапезников для своего проекта «Кстати говоря». По концепции проекта съемки проходили у меня дома. Михаил просит: покажи, что ты читаешь? Я беру с полки книги, которые в данный момент читаю, – набор получается довольно странный: «Запретные удовольствия» Юкио Мисима, «Лад вологодский» № 2 и биография Некрасова. И у меня так часто бывает. Могу читать авангардистский «Митин журнал» параллельно с интервью Василия Белова – и то, и другое мне будет нравиться. Есть круг тем, которые мне интересны. Поскольку я сама пишу о деревне, мне нравится деревенская тематика и все, что имеет к ней отношение. Читаю, к примеру, Фланнери О'Коннор – такая, на мой взгляд, американская «деревенщица», пишущая про фермы на юге Америки. О теме деревни в литературе мы в последнее время не раз беседовали с Андреем Константиновичем Сальниковым, редактором «Лада», – и он назвал мне кучу авторов, в том числе зарубежных, о которых я не знала. Я себе сразу записываю, чтобы потом почитать. А поскольку я читатель уже профессиональный, у меня много такого чтения, которое не заинтересует широкую аудиторию: узкоспециальные заметки, исследования лингвистов…

Вам поступали предложения вступить во все существующие в Вологде отделения писательских союзов – но по сей день вы не являетесь членом ни одного из них…

В прошлом году я собиралась вступить в Союз российских писателей и даже собрала документы, но в день, когда должно было состояться заседание, я попала в больницу. А потом как-то больше не собралась. Но если говорить о писательских союзах – имея в виду вологодскую литературу – то, на мой взгляд, деления эти условны. Все вологодские литераторы одинаково являются наследниками Батюшкова, Рубцова, Белова и т.д. Та же Ната Сучкова – ярчайшая наследница вологодской поэтической традиции – Ольги Фокиной, Николая Рубцова и прочих. Когда автор берет чистый лист бумаги, на нем уже написана вся история литературы. Родившись и сформировавшись в определенном городе, в определенном литературном сообществе, писатель или поэт может пытаться откреститься от традиций этого сообщества, может относиться к ним негативно – но хочет он того или нет, он их впитает. Это как если ты родился в России – ты говоришь и думаешь на русском языке. Здесь происходит то же самое. Ты можешь любить Жана Жене или Аллена Гинзберга, но если ты родился в Вологодской области, твоя родная литература – это Василий Белов и Ольга Фокина. И с этим ничего нельзя сделать, как нельзя изменить то, что заложено генетически. И все авторы, которые были, есть и еще появятся у нас, всё равно останутся наследниками этой литературной традиции, хотят они того или нет – даже если будут писать про то, что Землю захватили инопланетяне, и ни про какую деревню никогда в жизни не вспомнят. Как говорили древние греки, «даже боги не могут сделать бывшее не бывшим»: нельзя изменить то, что дается с менталитетом.

Хотелось бы услышать ваше мнение о том, что происходит сегодня в вологодской литературной жизни.

У нас сейчас очень бурно развивается поэзия. Может быть, мы, находясь в Вологде, не видим ситуацию со стороны, но если приехать в Москву, Петербург или на награждение Волошинского конкурса, это сразу становится очевидным. После презентации стихов Леты Югай в Москве в «Российской газете» вышла публикация «На фольклорном просторе» (автор – Е. Таран), где цитировался поэт и литературовед Данила Давыдов, утверждающий, что «вологодские поэты успешно нарушают столичную гегемонию в поэзии». Совершенно очевидно, что в Вологде прямо «здесь и сейчас» формируется собственная поэтическая школа. Чтобы она сформировалась, авторам не обязательно писать манифест, как в Серебряном веке. Просто у многих вологодских поэтов – Наты Сучковой, Антона Черного, Леты Югай, Сергея Пахомова и других – сейчас происходит явная консолидация тем, мотивов, художественных приемов; они выступают единым фронтом, представляют некую общность. И эта общность сформировалась на том литературном фундаменте, который был заложен здесь, в Вологде, в середине ХХ века.

А каковы характерные черты этой школы?

Во-первых, интерес к бывшему, момент определенной ностальгии – по уходящему образу жизни, по провинциальной культуре, по традиционному самосознанию русского человека. К примеру, пишет Сучкова: «Если судить по сноскам,/ то все поэты Свердловска/ переезжали да переезжали/ и вот уже – за рубежами./ Если судить по говору,/ то все поэты Вологды/ все собираются – не соберутся/ или успели вернуться». И у Черного читаем: «Вот в этой грядке бы навек осесть/ В бесправном положении редиски./ В глухом краю без права переписки, /Куда доходит лишь благая весть». Они говорят разными словами об одном и том же – о желании остаться здесь, не только территориально, но душой. Они прикипели к определенному культурному строю, видят, как цивилизация мегаполисов, процессы глобализации его уничтожают – и стараются, как могут, его сохранить.

У них у всех есть тема деревни, причем в духе Бродского: «В деревне Бог живет не по углам, /как думают насмешники, а всюду./ Он освящает кровлю и посуду /и честно двери делит пополам». В стихах Наты Сучковой, к примеру, всегда присутствует некое двоемирие: все, что происходит на земле – имеет свою проекцию на небе и наоборот: «Съел я, Боженька, конфетку – накажи меня скорей». Кажется, такая мелочь – при чем здесь Божье наказание? Но в народной культуре все взаимосвязано, потому что бог «честно двери делит пополам» – он ежеминутно, ежесекундно присутствует в жизни человека и видит и конфетку, и каждый волос, упавший с его головы… И эти мысли можно найти почти у всех вологодских поэтов. Вот и Лета Югай со своими «Надписями на прялках» – тоже погоня за «бывшим» и стремление его сохранить. Налицо единая мощная эстетическая и идеологическая основа, база.

А как обстоит дело с прозой? Какие имена вы можете назвать?

С прозаиками – сложнее: как-то так вышло, что прозаиков у нас на сегодняшний день количественно меньше, чем поэтов. Если говорить о конкретных именах, то очень интересный автор – Ольга Кузнецова, ее книга «Пастораль» недавно вышла в проекте «Том писателей». Из личных читательских предпочтений могу назвать Ольгу Селезнёву – она, в основном, пишет на тему природы, публикуется в «Ладе вологодском» (цикл «Дневник жены лесничего»). Тема природы сейчас – на периферии литературного процесса, в центре – тематика мегаполисов, и соответственно язык произведений – это тоже язык города. А Селезнёва мне именно тем и нравится, что язык ее произведений – это язык классической культуры. Еще один интересный автор – Татьяна Андреева. У нее есть потрясающая работа «Вологодские бывальщины» – собрание маленьких забавных историй, рассказанных жителями Вологодской области. Хочу также заметить, что такого правильного русского литературного языка, как у Татьяны Александровны, я не встречала даже у авторов с общероссийским именем.

Среди вологодских прозаиков уже прочно обосновалось и ваше имя. Наталья, поясните такой момент. Писательство – это творчество, литературная критика – это аналитическая работа. Сочетать творчество и анализ очень трудно – как вам это удается?

На самом деле, в критике есть элемент вдохновения, а в художественном творчестве – элемент анализа. Я, например, очень жестко выстраиваю концепцию своих произведений – мне не раз говорили, что в рассказах я не оставляю свободного зазора для другой точки зрения; это не всем нравится, но что поделать! Авторский стиль, как отпечатки пальцев, его не изменишь. Есть у меня рассказ «По заявкам сельчан» – я писала его не один год. Сначала выстроила план рассказа, но когда стала писать, меня многое не устроило; стала смотреть, что там не так, несколько раз перекраивала изначальную схему. Это чистая аналитика. Если автор не умеет структурировать, у него на бумагу выльется сумбурный, неоформленный поток мыслей. Ведь когда накатывает вдохновение, из-под пера не сразу выходит выстроенное, законченное произведение – чаще всего это просто какие-то фрагменты, сцены, которые надо еще вписать в общую ткань будущего текста. Хотя бывают вещи, которые идут целиком на вдохновении – чаще всего «на одном дыхании» пишутся миниатюры. А что касается критики – я, например, не могу писать про книгу, которая мне не нравится. И как бы меня ни убеждали, что критика – это, прежде всего, работа ума, и написать можно про любого писателя, для меня это не так. Как раз потому, что в критике большой элемент творчества, а творчества из-под палки не бывает.

Ваше писательство выросло из журналистики, или эти грани вашего таланта живут параллельными жизнями?

Мое писательство не выросло из журналистики, хотя этот вопрос мне часто задают. На самом деле вопрос, наверное, законный – многие русские писатели начинали как журналисты; самый яркий пример – Чехов. Считается, что работа в газете каким-то образом способствует писательству. Но дело в том, что современная журналистика очень не похожа на журналистику времен Чехова. Например, я считаюсь специалистом по теме ЖКХ. Я знаю, как формируются тарифы на теплоэнергию – но как это может повлиять на то, что я делаю в литературе? Если, конечно, смотреть на этот вопрос шире, то весь жизненный опыт автора так или иначе влияет на то, что он пишет. Но опыт есть у каждого, а писать начинают далеко не все.

Что касается меня, то я начала писать после продолжительной болезни. Вообще, болезнь – это всегда повод пересмотреть свое прошлое, что-то понять, изменить образ жизни, переосмыслить какие-то эпизоды. И тогда появился рассказ «Последнее лето». Этот текст был отмечен замечательным прозаиком, лауреатом Новой Пушкинской премии Дмитрием Новиковым на «Плюсовой поэзии» 2011 года и, собственно, с этого всё и началось. А на фестиваль меня пригласила Галина Щекина, вологжанка, финалист «Русского Букера».  На тот момент у меня и было только два произведения: «Последнее лето» и цикл миниатюр «Дорогие вещи». С них всё начиналось. «Дорогие вещи» впоследствии опубликовали в журнале «Октябрь», «Последнее лето» - в сборнике «Сорок ступеней навстречу», вышедшем в Москве.

Бросается в глаза автобиографичность многих ваших произведений.

Они не совсем автобиографичны. Автобиографичность – это то, что было с самим автором. А я часто использую истории, которые были не со мной, а с моими родственниками или односельчанами. То есть «основано на реальных событиях», сказали бы в слогане к какому-нибудь фильму. Так получилось, что многим в моем творчестве больше нравится именно то, что связано с моей семьей, с семейными преданиями. Например, есть у меня такой «слезомойный» рассказ «Сердце без лапок» – про собачку, которой, не заметив ее в траве, косой отрезали лапки, а потом ее в качестве семейного талисмана носили в кармане. Он очень популярный; по нему даже уроки в школе вели, хотя мне самой он кажется, мягко говоря, не самым сильным из моих рассказов. Так вот это не автобиографический рассказ – я еще не родилась, когда это произошло. И когда меня спрашивают: ваши сюжеты реальны или вымышлены? – я не могу ответить однозначно. Потому что все сюжеты одновременно и вымышлены, и реальны. Могу привести такой забавный пример. На описание поселка Первач из моего рассказа «Забывай как звали» среагировали жители разных мест – мне даже из Ставропольского края написали, мол, как хорошо, что вы побывали у нас в поселке Первомайский, ведь до сих пор у нас рядом с памятником героям войны стоят эти мусорные мульды… На самом деле мульды у памятника – выдумка, да и сам Первач – это собирательный образ многих поселков городского типа, причем образ,  доведенный до абсолюта.

Вы работаете в жанре малой прозы. На крупные формы пока не хватает времени? Сюжетной цельности? Опыта? Материала?

Почему-то считается, что рассказ – это ступень к большой прозе. Не факт. Есть авторы, которые не хотят переходить на крупную прозу, потому что воплощают свои художественные задачи в малой. Чехов, например, не писал романы. Или тот же Дмитрий Новиков – мастер рассказа. Или Михаил Веллер… Что же до меня, то я думала о крупной прозе, но… Знаете, режиссер Алексей Балабанов говорил: «Я один фильм снимаю для всех, другой – для себя». У меня происходит нечто похожее: есть тексты, которые я пишу для всех (то же «Сердце без лапок»), и есть тексты, которые я пишу для себя («Последнее лето», к примеру). Те сюжеты, которые я подспудно имею в виду для крупной прозы, наверняка будут «не для всех», и пока я не готова принять решение, стóит ли мне начинать писать об этом для себя.

В ваших рассказах повествование часто ведется от мужского лица…

С авторской категорией у меня вообще происходят интересные вещи. Автор-человек не равен автору в тексте. Я как человек – несмотря на то, что текст может быть автобиографичный – в текстах раскрываюсь очень мало. Это связано опять-таки с тем, что я очень рассудочно подхожу к выстраиванию произведений и рассказчиком могу сделать кого угодно – хоть 90-летнего старика, хоть мужчину, хоть женщину. Хотя нет – женщину, пожалуй, не могу: у меня со школьных времен плохо обстоит дело с женскими образами. Есть авторы, которые их выписывают очень хорошо – Галина Щекина, например. У меня же проза с «мужским» лицом. Может, я такой рассудочный человек, что мужская психология мне понятней.

Вы часто встречаетесь с читателями, с детской аудиторией, выступая то как критик, учащий писать рецензию, то собственно как писатель…

Да, мне очень нравятся такие встречи, особенно – с подростками, старшеклассниками. С молодежью вообще говорить интереснее, чем со многими взрослыми – они необычные и очень открытые. Есть такой забавный момент: когда детям говорят, что они пойдут на встречу с «писателем, который пишет о деревне», многие ожидают увидеть пожилого дяденьку с бородой и в косоворотке. И когда в зал захожу я – немая сцена. Ребятам трудно поверить, что я и есть «прозаик-деревенщик».

А кем вы сами хотели стать в детстве? О писательстве, наверное, не мечтали?

Конечно, нет. Я всегда говорила, что хочу стать охотником или путешественником. Ну, на худой конец – моряком. Но литература тоже открывает новые миры. Собственно, весь мир для прозаика – это открытая книга, и каждый автор прочтет ее по-своему.

Для справки:

Наталья Мелёхина родилась в Вологодской области, в деревне Полтинино. Журналист газеты «Премьер», автор текстов рок-группы «Имаго» (Вологда). Писать начала в 2012 году, выпустила три сборника рассказов: «Медведь с заплатой на ухе» (2012), «Забывай как звали» (2013), «По заявкам сельчан» (2015, в рамках проекта «Том писателей»). «Медведь с заплатой на ухе» награжден «За лучший дебют» в конкурсе «Вологодская книга года», который проводит Вологодская областная научная библиотека. В сборник «Забывай как звали» вошли рассказы и эссе, посвященные теме уходящей в прошлое русской деревни. Тема природы – также одна из ключевых в творчестве Мелехиной. В 2014 году мастерство Натальи Мелёхиной оценило жюри XII Международного литературного Волошинского конкурса. Ее рассказ «По заявкам сельчан» занял I место в номинации «Проза» журнала «Дружба народов». В 2015 этот же текст получил главную награду в конкурсе писательницы Амарии Рай «О любви к Родине».