Елена Авдеенко: «Люди приходят в театр, чтобы посмотреть на себя со стороны»

2021 Зима

Светлана Гришина

Вологодскому театру для детей и молодежи Елена Васильевна Авдеенко отдала почти 40 лет вдохновенного творчества. Выпускница Воронежского государственного института искусств, она приехала в Вологду в 1984-м и с тех пор служит в Вологодском ТЮЗе. За это время ею создано множество сильных колоритных ролей – всего их около 80, но эта цифра, сама по себе внушительная, не передает всего богатства и яркости ее сценического дарования. Характеры, созданные Еленой Авдеенко, полны жизненной правды и внутреннего драматизма. Мэри из «Алых парусов», вдовушка Попова и попрошайка Мерчуткина из «Шампанского!..», мама Утка из «Датской истории», худрук из «Старых песен о нас», цыганка Ванда из «Ностальгии по настоящему», Павла Петровна из «Страстей Бальзаминова» – даже немногие примеры из огромного списка сыгранных ролей говорят о широте ее сценических возможностей.

Яркость и многообразие сценических образов «конвертировались» для актрисы не только в признание публики, но и в целую череду профессиональных наград. Елена Авдеенко – лауреат Государственной премии Вологодской области (2006), заслуженная артистка России (2006), дипломант международных театральных фестивалей в Москве (2006) и Тамбове (2014) и первого Вологодского театрального фестиваля «Итоги – 2014», лауреат профессиональной конкурсной премии Вологодского отделения СТД РФ им. М. Щуко «За лучшую женскую роль второго плана» (2008).

В интервью журналу «Сфера» Елена Авдеенко рассказывает о актерском призвании, размышляет о том, что дают артисту роли «на сопротивление», и рассуждает о миссии театра.

Елена Васильевна, вся ваша профессиональная жизнь связана с Вологодским ТЮЗом. Что побудило вас к выбору актерской профессии?

Есть много причин, почему люди идут в артисты. Кто-то идет, мечтая о славе. Кому-то нравится быть на виду. Есть и такие, кто считает, что выходить на сцену – это просто. Я театр не любила – была влюблена в кино. Ребенком меня привели в кукольный – вообще не поняла, зачем это, в куклы я и сама могу поиграть. Потом привели в драмтеатр с классом – спектакль был какой-то невнятный и совершенно не заинтересовал. Вот кино, считала я, это совсем другое дело.

Но я всё-таки выбрала сцену. В девятом, наверное, классе попала в народный театр – и вдруг поняла, что сцена – это как трибуна. О том, что тебе важно, со сцены ты можешь говорить не только с мамой или с подружкой, а со многими-многими людьми. Какую бы роль ты ни играла, ты пропускаешь ее через себя, и в итоге высказываешь свою позицию, а люди это видят. Это меня и подкупило.

А потом оказалось, что у театра перед кино есть еще одно преимущество – отсутствие дистанции. Мне всегда хотелось глядеть глаза в глаза, поэтому я и по телефону не люблю говорить, и эсэмэски не люблю. Дистанция крадет искренность. А театр – способ общения, самовыражения, возможность говорить с людьми напрямую, сказать им о чем-то, что у тебя болит.

Это то, что профессия дает артисту – а что она от него требует?

Хороший актер должен быть открыт людям. Конечно, чтобы сохранить себя, нужно иметь защиту. Артисты (особенно женщины) впитывают всё, как губка, и есть люди, которые с этим не справляются. Нужно быть сильным, иметь железные нервы, уметь справляться с собой, со своими страстями, вся эмоциональная энергия должна идти на работу – вот там, пожалуйста, делай всё, что хочешь. Идя в нашу профессию, надо обладать какой-то долей свободы и раскрепощенности – мы все в какой-то мере закомплексованы и зажаты, но надо уметь это преодолевать. И, конечно, здоровье должно быть крепкое.

Я очень люблю свою работу, обожаю ее и ни разу не пожалела, что стала актрисой. И поскольку я занимаюсь любимым делом, мой творческий путь, с одной стороны, легкий. Но есть и другая сторона: артист – это та профессия, успех в которой как минимум наполовину зависит не от тебя. Актер очень зависим от репертуарной политики театра, от режиссера. Распределение ролей – это всегда очень субъективно, один режиссер тебя видит, другой – нет. И каждая новая роль – всегда как с нуля. Конечно, применяешь наработанные навыки, найденные удачные приёмы. Но каждый раз снова и снова доказываешь, что ты это можешь, и не важно, сколько тебе лет – 20 или 50. Сложно и тяжело бывает всем – и знаменитым, и талантливым.

Раньше в интервью вы говорили, что ваша мама была далека от театра – как она поддержала ваш выбор?

Мама всегда давала мне мощнейший тыл. Она растила меня самостоятельной, чтобы я всё сама могла и умела. Говорила мне: «Лена, в этой жизни надеяться можно только на себя», и мне это очень помогает. Мама была строгой, но она меня любила, а когда человек растет в любви, это его формирует, как-то приподнимает.

Она очень красиво пела. Ребенок войны, старшая в семье, мама почти не училась: бабушка и дедушка работали в колхозе, младших нянчить надо было – какая школа!.. Но она тонко чувствовала и понимала искусство. Интеллигентность, как и мудрость, это природное качество, и в ней чувство прекрасного было заложено от природы. Когда зашла речь о том, чтобы мне поступить в театральный, мама говорила: «Лена, ты не представляешь, какую ты выбираешь профессию – очень сложную и тяжелую (откуда она это понимала, не знаю). Может, ты пойдешь лучше в какой-нибудь пищевой институт?..» Но я стояла на своем, и она меня не отговаривала. Поддерживала во всём и всегда.

Вы играете на сцене вологодского ТЮЗа больше трех десятилетий – как театр менялся на протяжении этих лет?

Когда я пришла в театр, здесь была мощнейшая труппа, в том числе великолепный мужской состав. Московские и питерские критики, приезжая, удивлялись. Попав сюда, было за кем тянуться. Режиссер одну за другой дал мне главные роли, то есть я не сидела, не выжидала – сразу окунулась в работу.

Кассовых спектаклей на потребу публике в нашем театре никогда не было. Театр, хочет он того или нет, воздействует на людей – и на высокие чувства, и на низменные. Я очень не люблю пьесы из серии «муж – жена – любовник»: считаю, что всё, что ниже пупка – это не для театра. Хорошо, что у нас в ТЮЗе этого нет, думаю, что и не будет. Во-первых, мы театр юного зрителя, во-вторых, Борис Александрович Гранатов, наш художественный руководитель, таких вещей не допустит. Конечно, спектакли должны быть разные – чтобы можно было и посмеяться, и задуматься. Зритель обязательно должен вынести со спектакля какую-то эмоцию и с этой эмоцией какое-то время прожить.

Репертуар театра разнообразен – есть и классическая драматургия, и современные авторы. Что вам ближе?

Мне ближе то, что цепляет, что позволяет исследовать человека. По сути, вся хорошая литература именно об этом. Люди приходят в театр, чтобы, смотря на других людей, посмотреть на себя со стороны. Мне близко, понятно и интересно всё то, что делает человека не то чтобы лучше, а ближе к самому себе.

Современная драматургия – по крайней мере та, которую я знаю – мне очень нравится.  Например, Ярослава Пулинович, Светлана Баженова, Василий Сигарев. У них есть достаточно жесткие пьесы, которые вскрывают страшные вещи, происходящие с молодежью, со страной. У нас был спектакль по пьесе Сигарева «Божьи коровки возвращаются на землю» – когда я прочитала эту пьесу, подумала: боже мой! Настолько надо опуститься, чтобы быть готовым идти продавать памятники с могил?..

Но театр не может жить одной злободневной тематикой. Если у человека в жизни полно проблем, зачем он пойдет в театр, чтобы увидеть там то же самое? Ему и так тяжело. Поэтому сейчас особенно востребовано всё, что несет радость и веселье, которых не хватает в нашей бытовой и социальной жизни. Почему зритель всё идет и идет к нам на «Старые песни о нас»? Не потому ведь, что это спектакль с каким-то высоким нравственным содержанием. Просто он весь проникнут радостью и счастьем, а люди очень ценят повод порадоваться просто так. Поэтому и нужны легкие и веселые спектакли – вышел из театра и несешь это счастье до дому.

Играть на сцене ТЮЗа интересно, наверное, еще и потому, что зрительская аудитория очень разная – и взрослые, и подростки, и дети.

Тут такая история: дети – это будущие взрослые. Человек работает над собой всю жизнь, и то, что он приобрел – или не приобрел – в детстве, потом обязательно на нем отразится. Что касается детских спектаклей, мне кажется важным отметить такую вещь: когда поднимается занавес, ребенок должен сказать «ах!». Сначала он должен увидеть чудо, а потом почувствовать – только тогда его начинает эмоционально захватывать происходящее. Визуальный ряд спектакля не должен быть скуден – и мы всячески изощряемся, справляясь с этим, у нас изумительные художники. Обидно, когда считают, что на этом можно сэкономить, поставив фанерные декорации, – в конечном счете, как бы это пафосно ни звучало, это обернется экономией на поколении.

Актер должен думать о зрителе, работая над ролью, или это забота режиссера?

Конечно, должен. Умение разбирать роль закладывается в институте: ты должен понимать, зачем ты вышел на сцену, что ты делаешь, почему и зачем, кто твой адресат, что ты хочешь ему сказать. Если не ответишь на эти вопросы самому себе, роли не получится. И режиссер, конечно, должен сознавать, почему он выбрал для постановки эту пьесу. 

Если взять недавнюю примеру – спектакль «Страсти Бальзаминова»: режиссер Евгений Зимин говорил, что главный героя для него является воплощением инфантилизма, а это беда современной молодежи.

Да, это действительно проблема! На мой взгляд, эту ошибку делают многие женщины, особенно растящие сыновей. Не знаю, почему такая тенденция сложилась, но к девочкам зачастую относятся жестче, чем к мальчикам. Детей надо любить, но не надо с ними сюсюкать. Иначе человек вырастает несамостоятельным, не сможет решиться на поступок без одобрения матери, и в итоге она будет руководить всей его жизнью… Репетируя «Страсти Бальзаминова», мы, конечно, говорили о том, что чрезмерная, слепая материнская любовь губит...

Какие роли оказались для вас наиболее значимыми, много вам дали как актрисе?

Артист растет на ролях, и мне каждая роль что-то дает. Конечно, от одной роли берешь больше, от другой – меньше. Но чем больше берешь разного, тем лучше. Мы, актеры – такая копилка, в которой должно быть всё. Вспоминать можно много, но как пример могу привести роль в «Маленьком принце», в котором я играла и Рене, и Лиса, и Розу, и Змею. Для меня сама эта повесть – как библейские 10 заповедей, и спектакль оказался необыкновенно созвучен мне как актрисе и как человеку. Оставаться ребенком в душе, не черстветь – это суть того, что должен артист нести со сцены.

Конечно, огромное значение имеет фактура. Лет 10, наверное, я играла одних принцесс – думала, с ума сойду! Так не должно быть, нужно что еще, иначе это выхолащивает, не дает развития. Но потом всё изменилось. Был период, когда Борис Александрович давал мне роли на сопротивление, и я понимаю зачем. Почему, например, мне досталась роль в спектакле «Панночка»? Есть актрисы и моложе, и пластичнее. Но, видимо, нужна была моя природа – такая девочка-милашечка, в которой вдруг просыпается что-то темное...

Сложно далась роль Дороти, аристократки-наркоманки, в «Новом Пигмалионе». Особенно тяжелой оказалась сцена, когда она в ярости от ломки. Но любая роль интересна, когда в ней много красок. Человек очень неоднозначен, и нельзя играть просто плохого или просто хорошего – это скучно. А когда ты своего героя – в том диапазоне, в котором он существует – наделяешь многими, порой противоречивыми чертами, это очень интересно и играть, и смотреть.

Есть ли роль, которую вы мечтаете сыграть?

Даже не знаю. Бывает, что мечтал-мечтал, не сыграл, а время прошло. Я вот мечтала Золушку сыграть – не пришлось и уже не придется. Как раз тогда, когда этот спектакль шел у нас в театре, я играла наркоманку. Но я не жалею, потому что Золушку я бы сыграла и это легко бы мне далось. Играя роли трудные и неожиданные, ты осваиваешь и развиваешь в себе новые качества, и для профессии это даже важнее, чем мечта.

В чем плюс работы с разными режиссерами?

Это интересно: у каждого свой стиль, свои методы, свои любимые авторы. Это возможность увидеть себя другими глазами. Всегда приобретаешь новый полезный опыт, плохих режиссеров ведь не приглашают. Ирина Зубжицкая дает тебе, как артисту, одно, Евгений Зимин – другое. Всегда хочется надеяться, что новый режиссер увидит в тебе то, чего никто до сих пор не видел. Для молодых актеров это просто благо.

Режиссер – очень сложная профессия. Нужно быть и педагогом, и тонким психологом, нужно чувствовать людей, но, прежде всего, нужно их любить. Иначе сложно всем – и самому режиссеру, и труппе. И, конечно, режиссер, как и актер – это призвание.

Часто ли удается побывать в зрительском кресле? Как вы смотрите спектакль – наслаждаетесь им как зритель или анализируете как профессионал?

Смотрю как зритель, а профессионализм срабатывает на подсознательном уровне. Но мне это не мешает смотреть. Раньше много чего смотрела – и «живьем», и на кассетах, а позднее и в интернете. Сейчас смотрю меньше, и хочется смотреть хорошее, не всё подряд. Сильное впечатление произвели спектакли «Мастерской Петра Фоменко», спектакль театра «Современник» «Мама, папа, сын, собака».

Ваша дочь выбрала профессию актрисы, глядя на вас?

Не знаю. Она выросла в театре, и, видимо, в нее это семечко попало. Как после театра представить себя на какой-то другой работе? На пищевом производстве, масло-молоко делать? Или бухгалтером, в бумагах сидеть? Да я с ума сойду. Помню, Саше было три-четыре года, мы ставили «Гамлета». Репетировали до вечера. Я приводила ее из садика, она садилась в зал – и всю репетицию высмотрит вот такими глазами! Не знаю, что там у нее внутри происходило, но ведь дети мудры от природы, интуитивно мудры. Мы, взрослые, часто обманываемся, а ребенка очень сложно обмануть. Но я переживала, думала, как она, бедная, это высиживает?.. Спрашиваю: может, в гримерку пойдешь, порисуешь там? Нет, сидит, смотрит. Когда настал момент выбрать профессию, я ее поддержала, как и во всем остальном.  

Если перейти к глобальным вопросам, каково, на ваш взгляд, будущее театра? Последнее время поставило его в очень непростые условия…

Почти целый год у нас был простой из-за пандемии. Конечно, для артиста не выходить на сцену – это плохо. Но есть и другая опасность. Человек ко всему привыкает – и от всего отвыкает. Когда люди отвыкают ходить в театр, они находят себе другие занятия, и потом может оказаться так, что они в театр не вернутся. Конечно, не все, но какая-то часть зрителей отпадет, и это печально. Театр не может существовать онлайн, суть театра – в отсутствии дистанции.