Александр Букарев: От детдома до космодрома

Елена Легчанова

Есть хорошее русское слово – подвижник, с трудом переводимое на другие языки без ущерба для смысла. Такие люди всегда были в нашей стране и, может, в первую очередь ими она и жива. Бескорыстие, нестяжательство, искренняя преданность идее и – дела, дела, дела, по которым будут судить потомки, – вот основные черты русского подвижничества. Герой весеннего номера журнала «Сфера» – один из них. Александр Букарев, уроженец Харовского района, бывший детдомовец из далекой глубинки, а после – строитель космодрома Байконур, один из ведущих специалистов в строительстве военных объектов, общественный деятель, энтузиаст, писатель.

Его биография необычна: оставшись в годы Великой Отечественной войны без родителей, в четырехлетнем возрасте он попадает в детский дом в селе Ивачино Харовского района Вологодской области, затем поступает в Суворовское училище, после него – в Ленинградское Высшее военное инженерно-техническое училище и становится военным инженером-строителем. Работает на строительстве космодрома Байконур и других крупных оборонных комплексах радиоэлектронной и космической промышленности. Полковник в отставке, уйдя на пенсию, он не ушел на покой. Одно из самых важных дел в его жизни – открытие в селе Ивачино музея, посвященного детскому дому, в котором он вырос.

Александр Александрович, расскажите о своих детских годах, о том, как вы попали в детский дом.

История для военных лет обычная. Я родился в деревне Хвостиха, рядом с селом Ивачино, в Харовском районе. Отец мой пропал без вести в самом начале войны, я его совсем не знал. Мама, которую я немножко помню, умерла в 1944 году – ходила в лес косить для скотины (у нас было большое хозяйство, а в колхозе для личных нужд косить не разрешалось), переходила вброд реку и застудилась. Помню, как ее увозили в больницу; в детской памяти – а мне было три года – запечатлелся момент, как маму кладут на телегу и накрывают красным одеялом. Больше я ее не видел. Еще год мы жили в своем доме, и за нами (нас было трое) приглядывала наша тетя. Но у нее самой было семеро детей, и председатель колхоза предложил отдать нас с сестрой Надей в детский дом, который открывался в то время в селе Ивачино (Харовский детский дом № 2 в с. Ивачино – прим.авт.). Старшую сестру, Капиталину, забрала к себе другая тётя, жившая в деревне подальше.

Все мы, воспитанники Ивачинского детдома – дети отцов, не вернувшихся с войны. Отчетливо помню, как меня привели в детский дом. Июль 1945 года, мне еще не исполнилось 4 лет. Страшный голод. Есть хотелось так, что мы, детдомовцы, срезали с одежды пуговицы, плавили на лампах и жевали. Иногда колхоз привозил овощи – чистим мы картошку, а гнилую, мороженую не выбрасываем, а откусываем – и даже она нам кажется вкусной… Но несмотря на голод, бедность и тяготы тогдашней жизни, о детском доме у меня остались самые теплые и светлые воспоминания. Именно ему я обязан всем, чего добился в жизни, и в первую очередь – директору детдома Милице Михайловне Львовой.

Это была удивительная женщина – из старой дворянской фамилии, образованная, интеллигентная. В ней чувствовалась порода. Она вывезла из Ленинграда группу эвакуированных, а обратно вернуться не смогла: город уже был в блокаде. Ее с маленьким сыном послали в колхоз им. Сталина в Харовском районе, и там она работала счетоводом. А когда решался вопрос о создании детского дома, то Львовой предложили стать директором (она оставалась им до закрытия детдома в 1952 году). Ее сын, Марк Щукин, воспитывался с нами, в детском доме, но мы и не знали, что он – сын директора: она его никак не выделяла; впоследствии Марк стал видным ученым, профессором университета и ведущим научным сотрудником Эрмитажа. Именно он, спустя много лет, передал мне чудом сохранившиеся архивы детского дома – и я вновь погрузился в атмосферу детства и по достоинству оценил систему воспитания, которую выстроила в детдоме Милица Михайловна.

В чем уникальность этой системы?

В развитии подлинной системы самоуправления. Многие, не разобравшись, говорили мне: «Самоуправление? Так это уже было – вспомните того же Макаренко…» Но я со всей ответственностью заявляю, что системы самоуправления, подобной той, что выстроила в Ивачинском детском доме Милица Львова, не было ни у кого. Методика Макаренко гениальна, спору нет. В годы разрухи из малолетних бандитов, беспризорников Антон Семёнович смог сделать людей, поставить их на ноги. Тут нужна была жесткая рука, дисциплина, власть. Но что такое самоуправление у Макаренко? Он сам назначал бригадиров из числа воспитанников и проводил с ними совет. Те в свою очередь доносили его идеи и решения до остальных воспитанников. А в нашем детдоме? Через три месяца после открытия детдома Милица Михайловна провела собрание, на котором сами дети выбрали наиболее активных товарищей (уж мы-то знали своих изнутри)и закрытым детским голосованием – по бюллетеням – избрали пятерых человек в «детский совет». Девочек там было больше, ведь мальчики, как правило, «похулиганистей».

Создали пять комиссий: хозяйственную, учебную, санитарную, культмассовую и редакционную коллегию. Их возглавили члены детского совета, которые сами сформировали состав комиссий из воспитанников, но каждого из них совет должен был утвердить, так что в хозяйственную комиссию, ведавшую работой на кухне, «по блату» было не попасть. Директор ни детским советом, ни нами не командовала – и в этом главное отличие ее системы самоуправления от макаренковской, где всё шло сверху вниз. И эта система работала не менее эффективно. Представьте себе: мне четыре годика, а навстречу идет человечек на голову выше меня, на рукаве – повязкой члена хозяйственной комиссии. Останавливает меня: «Ну-ка, протри за собой мокрые следы от галош!» И я беспрекословно выполняю требование, ибо понимаю, что сам выбирал этого «начальника».

По итогам полугодия устраивался «творческий отчет» в виде спектаклей: каждая комиссия делала инсценировку с музыкой. Участвовали все: и воспитанники, и воспитатели, и сотрудник детдома, и сама Милица Михайловна, и даже конюх!

Спорные вопросы между воспитанниками разрешала специально создаваемая из наиболее авторитетных воспитанников «конфликтная группа».

В «архиве детдома» сохранились все протоколы заседаний детских советов. Директор выступала часто, но никогда не навязывала своего решения. И результат такой системы воспитания виден даже на архивных фотографиях. Вот какими мы попали в детский дом в 1945-ом: одеты бедненько, лица у всех угрюмые, сидим порознь. А сравните со снимком, сделанным спустя 6 лет: как дети достойно выглядят! какие у всех целеустремленные взоры! А ведь это еще 1951-й год, глухая деревня!

В книгу «Мой родной детский дом» я включил раздел «153 дня из жизни детского дома», в котором воспроизведены записи в журнале дежурного по детскому совету. И там есть интересный момент: на первой странице – запись дежурного о хулиганском проступке одного из воспитанников, а через несколько страниц этот бывший хулиган – уже сам член детского совета, ловит нарушителей и записывает их фамилии в журнал. Согласитесь, что это о многом говорит.

То, что система самоуправления Милицы Львовой действительно уникальна, признал и IV Съезд педагогов России в апреле 2009 года. Расскажу, как это было.

Изучив архив детдома, я понял, что у меня в руках что-то новое, не встречавшееся ранее в педагогике, и стал работать над книгой «Самоуправление в детском доме». Рукопись попала в руки президента Ассоциации творческих учителей России Владимира Сорокина. «За свою практику я не встречал ничего подобного о воспитании в детских домах!» – таковы были его первые слова при нашей встрече.

И вот я выступаю на Съезде педагогов России. Зал был весь внимание – настолько оригинальной была воспитательная система Милицы Львовой. Президиум съезда по ходу моего выступления имел возможность ознакомиться с подлинными документами архива Харовского детского дома и тоже проявил к ним живейший интерес. 

Кто-то из участников съезда предложил выделить для моих материалов по детском дому помещение в Педагогическом музее А. С. Макаренко. Но я отказался, мотивируя тем, что у Макаренко и у Львовой – разные системы, и объединять их в одном музее было бы неверно. Для Харовского детского дома, по моему глубокому убеждению, нужен свой музей – и место ему в Ивачине, в родных стенах.

К музею мы еще вернемся, а пока расскажите, как сложилась ваша жизнь после детского дома.

Вся моя жизнь – это следствие воспитания, полученного в детдоме. Я без труда выдержал сложнейший конкурс в Суворовское училище и учился наравне с детьми генералов и маршалов, дружил с ними. Учили нас талантливые педагоги; мы ходили с ними в театры, а иностранные языки знали на уровне переводчиков. Участвовали в парадах на Красной площади, и я видел Жукова на белом коне! После восьми лет Суворовского были пять лет Высшего военного инженерно-технического училища в Ленинграде, и там тоже был уникальный по профессиональному и по человеческому фактору преподавательский состав.

И вот я на строительстве космодрома «Байконур». В своей книге «Строитель космодрома» я поведал о подводной части «айсберга» – о строительстве инфраструктуры этого объекта. То был адский труд, работа на износ, и это в условиях пустыни и практически при полном отсутствии элементарных бытовых удобств (ни столовой, ни бани, ни чистой питьевой воды). А режим работы! Помню, в 1967-м у меня за весь год был только один выходной – 5 декабря (День Конституции СССР). Работали часто в две смены, но не роптали, ибо гордились, что решаем важнейшую задачу: победить Америку в соревновании за освоение космоса.

Еще одна крупная веха моей жизни – участие в выводе наших войск из Венгрии, Польши, Чехословакии и Германии. В книге «Под обломками Варшавского договора» я постарался показать – ибо был тому свидетелем – сложность проблем, которые предстали перед нашей страной в тот момент. Но это тема для отдельного разговора.

Создание музея Ивачинского детского дома – это еще один важный этап в вашей жизни?

Детский дом дал мне путевку в жизнь. И я чувствую моральный долг рассказать о нем, донести до людей ту уникальную систему воспитания сирот, которая была там сформирована. Поэтому я начал поисковую работу: встречался с воспитанниками, работниками детского дома, жителями села, которые делились воспоминаниями. Были найдены уникальные фотографии, документы, письма, дневники.

В 2008 году я написал статью в Харовскую районную газету «Призыв» – «Далекое, тревожное, но радостное детство». По материалам архивов в 2009 году вышла книга «Самоуправление в детском доме», в 2010-м – «Мой родной детский дом». А параллельно я вынашивал идею создания музея: выкупил здание – бывший спальный корпус детдома, стал готовить экспозицию. К началу декабря 2014 года все стенды были оформлены, но поскольку в здании нет электроэнергии, официальное открытие отложили. Зато в нынешнем Харовском детском доме был проведен юбилейный вечер – 70-летие Ивачинского детского дома. Собралась педагогическая общественность района, администрация района, работники культуры и образования… Конечно, выпускников собрать не удалось – они разлетелись по всем уголкам нашей страны. С некоторыми из них я поддерживаю связь и знаю, что они многого достигли в жизни.

Приведу один пример. В 2008 году я разыскал свою одноклассницу Надю Кузнецову, которая, закончив педагогический институт в Череповце, всю жизнь проработала в Харькове учителем начальных классов. При встрече она почему-то стеснялась сказать, кем работает, а потом ее невестка рассказала мне, что у «простой учительницы» великое множество наград самого высокого уровня – есть даже орден Октябрьской революции. Надежда разработала уникальную систему обучения: для учеников начальной школы она писала сценарии спектаклей по изучению разных предметов, а затем ставила эти спектакли. В них принимали участие сами ученики, родители, братья-сестры, а через три года все школы города участвовали в конкурсе, чтобы попасть в ее спектакли. Вот такой профессионал, а основа-то была заложена у нас – в Ивачинском детском доме.

Еще одно ваше дело последних лет – это воскрешение фотоархива Галины Ревской, который вы обнаружили у себя на родине…

Галина Ревская – удивительная женщина, которую судьба так же, как и Милицу Львову, занесла в наши края. Дочь репрессированных врачей, Ревская уехала в вологодскую глубинку, ибо детям «врагов народа» почти невозможно было найти работу в большом городе. Работала лаборанткой в Ивачинской участковой больнице; многие жители села помнят ее до сих пор – она была душевным, интеллигентным, талантливым человеком. И серьезно увлекалась фотографией – в каждой сельской семье были снимки, сделанные ею: жизнь и труд колхозников, работа сельской больницы, школы, клуба; деревенские праздники, свадьбы, субботники, сенокос, заготовка дров, отдых; виды северной природы. Долгое время фотоархив Галины Ревской (фотографии 1971-1982 гг.) – больше 600 рулонных пленок, около 20 тысяч снимков – пролежал на чердаке сельсовета. Он чудом уцелел, и только потому, что лаборант Ревская складывала свои пленки в специальные контейнеры. Я случайно обнаружил этот архив, начал его обрабатывать и вскоре понял, какой удивительный материал попал мне в руки. Более полутора лет я занимался его систематизаций, переводом в электронный вид – работал как одержимый. После этого издал несколько книг-альбомов с ее фотографиями и стал организовывать фотовыставки.

В начале февраля 2015 в Вологде, в областной библиотеке в рамках Дней культуры Харовского района прошла большая выставка «Поэзия фотографий Галины Ревской». Это и вправду поэзия – слияние душой с тем, что снимаешь.

Вы столько пытаетесь успеть, столько замыслов осуществляете. Как на всё хватает сил?

Потому что всё делаю с любовью. Меня многие из знакомых не понимают, говорят: у тебя налаженная жизнь в Москве, семья – пятеро детей, девять внуков – зачем тебе этот музей в далекой глубинке, эти фотографии?.. А я от своей работы по созданию музея и по воскрешению архива Ревской получаю колоссальное удовольствие. Ведь для меня это, по сути дела, прикосновение к своим истокам, к детству, к малой родине. И в моем возрасте важно подвести – надеюсь, промежуточный – итог прожитой жизни, понять, не зря ли она прошла?..  Думается, не зря.